Секунда, две, три, четыре, пять…
– Иди… – хриплю. – Иди, Ярик. Иди!
Скольких сил стоит не закричать, когда Ярик отрывается и, гулко шагая к двери, покидает бункер.
Системные звуки рубят слух в обратном порядке, и я остаюсь в этом ужасном месте совершенно одна.
Пячусь назад, пока спиной стену не ощущаю. Впиваясь ногтями в ладони, упираюсь в холодную поверхность затылком и распахиваю рот в немом крике.
Я буду молчать.
Без Ярика не закричу. Не хочу, чтобы он волновался.
Кроме того, не желаю, чтобы этот урод радовался!
Думаю о папе с мамой. Скоро я их увижу. Очень скоро… Ярик справится. Это конец. Все закончится сегодня. Осталось совсем чуть-чуть потерпеть.
– Куда собралась, кукуруза? – нагоняет меня папин оклик.
Пошатнувшись на высоченных шпильках, в полумраке едва не теряю равновесие. С приглушенным писком хватаюсь ладонями за дверной проем.
– Черт…
– Попалась! Она попалась!
Еще до того, как оборачиваюсь, слышу мамин и папин сдвоенный смех. Они всегда как-то так сплетаются и звучат идеальной комбинацией, словно до этого специально репетировали.
– А вы почему так поздно не спите? – осмеливаюсь возмутиться.
– Не спится, цветочек, – не прекращая улыбаться, мама пожимает плечами и разводит руками.
– Хм… Раз ты тут, мам, спрошу… – усиленно соображаю, в какую сторону увести диалог. – Случайно не видела мою розовую блузку?
– Какую из? – уточняет, насмешливо приподнимая брови.
– Розовую с бантом!
Покачивая головой, безмятежно смеется.
– Ты отдала ее в химчистку, – напоминает, прекрасно зная, что я и сама об этом не забывала.
Прокол за проколом.
– Блузку отыскали, теперь по делу, – суммирует папа. – С каких пор втихаря из дома слинять пытаешься?
– Первый раз! Правда!
– Куда?
– Меня Ярик ждет, – абсолютно искренне корчу пристыженную мину. – Ничего такого… Мы к морю собирались, прогуляться, – складывая перед собой ладони, жалобно вздыхаю.
– На таких каблуках? Хм, – мама пытается сдержаться и все же снова хихикает.
Я очень люблю, когда она смеется. Но сейчас эта женщина совершенно неуместно поддергивает меня. Вот возьму и обижусь! Но ни за что не признаюсь, что в последнее время желание выглядеть перед Яром красивой доводит меня до дурости.
Щеки обдает жаром, однако я стойко держу лицо.
– Между прочим, я не сбегаю! Будить вас не хотела. Оставила в комнате записку, – добавляю весомый аргумент. – Можем подняться и проверить.
– Похвально, Маша. Мы тебе верим, – легко подхватывает мама. – Только в следующий раз ты хоть проверь, спим ли мы.
Снова в унисон надо мной смеются.
Ну, просто ночь стендапа в доме Титовых, а главный комик – я!
Сколько можно?
– Губы не дуй, – бросает папа, как будто между делом. Подает маме чашку с чаем и садится рядом за стол. – И даже если мы спим, любые вылазки за территорию участка должны оговариваться. Это понятно?
– Понятно, – бубню, хоть и не сержусь.
На них невозможно злиться. Знаю же, что попусту давить не будут. Есть моменты, которые они обязаны контролировать. Папа привык держать руку на пульсе, но по правде, это никогда не ограничивало мою свободу. Он просит лишь сообщать, где нахожусь и с кем.
Черт подбил сегодня уйти без спроса. Спешила к Ярику, признаю.
– Мне стыдно. Я искренне раскаиваюсь.
Папа кивает, давая понять, что тема закрыта, и больше мы к произошедшему не вернемся. Я тоже киваю и с благодарностью улыбаюсь. Подбежав, поочередно их обнимаю со спины и расцеловываю в щеки.
Махнув рукой, готовлюсь двинуть обратно к выходу, как вдруг в этот момент прямо под нашими окнами раздается свист.
Градский устал ждать.
Когда замечаю, как родители с хитроватыми улыбками переглядываются, наперед смущаюсь.
О, нет-нет!!!
– Маруся, а позови-ка Ярослава. Чайник только вскипел.
– Пап… – пытаюсь донести свои эмоции интонациями. – Ну, какой чай?
– Зови, зови.
Долго собираюсь с мыслями. Шепчу косноязычные молитвы. За Ярика прошу. Очень волнуюсь, чтобы этот ненормальный не причинил ему вред. Мой Градский, конечно, самый сильный. И все же… Он просто человек.
– Пожалуйста, пусть все будет хорошо… Пожалуйста… Пожалуйста…
Мой горячий шепот обрывается, когда где-то наверху приглушенно гремит выстрел. Знаю, что это именно он. Даже звукоизоляция бункера не способна полностью поглотить этот звук. Так же, как до этого слышали гул генератора, так же сейчас столь сильный акустический выброс пробивается сквозь стены и врывается мне в голову, сердце, душу.
Не осознавая, что раскачиваюсь, теряю равновесие и падаю на колени. Прочесывая ладонями по бетонному полу, кричу. С этим раненым и хрипучим звуком выплескиваю все скопленные эмоции – страх, переживания, ужас, жгучую боль… Они разлетаются по обширному пространству, с эхом отбиваются от стен, меня саму оглушают. Контуженная и полностью дезориентированная, относительно прихожу в себя лишь тогда, когда высокие звуки преобразуются в ослабленные хриплые и булькающие всхлипывания.
– Нет… Нет… Нет… Н-нет…
Опадаю плашмя на пол. Не знаю, сколько лежу так. Из меня не то что силы вышли. Из меня вытекла жизнь. Мелко дрожу и сдавленно дышу. Даже сердце теряет мощь, отстукивает все тише и медленнее.
Собирается остановиться? Пусть.
Кажется, что все это происходит на протяжении долгого времени. Ощущаю, что мое тело постепенно становится таким же холодным, как и пол, с которым я пытаюсь слиться. Осознаю это и просто закрываю глаза.
Очевидно, проходит еще какой-то промежуток времени.
Сердце вдруг начинает тревожно стучать, подталкивая изнутри к движению и защите. Все это на каких-то неуловимых инстинктах, мимо звуков, которые я сейчас не способна уловить. Их очень много, и они чересчур громкие, только у меня ничего не получается зафиксировать.
Кто-то говорит… Совсем рядом…
Я ни голос, ни интонации, ни эмоции не распознаю. Решаю, что все это – галлюцинации. Пока не ощущаю, как этот кто-то прикасается ко мне… Резко дергает и поднимает с пола.
Тогда… Я вновь изо всех сил, которые мне придает волна дичайшего ужаса, кричу.
