Посмеиваясь, Градский придвинулся к ней ближе. Поцеловав подрагивающие на лице пальцы, тихо прошептал:
— У тебя на попке есть такая миленькая сексуальная родинка, с левой стороны, ближе к…
Шумно выдохнув, Доминика оторвала ладони от лица, чтобы с возмущением толкнуть его в грудь.
— Ты такой придурок! Такой придурок!
А Градский хохотал уже на всю комнату. Поймав ее руки, прижал их к своей груди.
— Я больше никогда не разденусь! Я больше никогда, слышишь? Никогда!
— Я люблю тебя, Ника, — продолжал смеяться он. — Я люблю тебя. Ты сказала, что и ты меня тоже. Я слышал. Все.
— Дурак… Дурак же…
Глава 34
Ты вошла в мою грудь и сломала все ребра,
чтобы сделать это сердце большим…
© Наутилус Помпилиус "Большое сердце"
Во сне подсознание запустило обработку полученной накануне информации — звуки, запахи, образы, эмоции и ощущения. Реальности сонному забвению добавлял тот самый женский запах и теплота желанного тела. Поэтому не было ничего странного в том, что ранним утром, когда небо еще только разрезали первые рассветные лучи, Градский проснулся в повышенной боевой готовности.
Отбрасывая непристойные мысли, попытался разбудить и Нику. Знал, что перед работой ей нужно успеть заскочить домой. Ведь ее платье так и осталось лежать мокрой грудой в душевой.
Однако девушка не поддавалась ни на голос, ни на физические стимуляции. Что-то неразборчиво бормотала, недовольно морщилась и откатывалась на противоположный край кровати, накрывая голову подушкой.
Градский на долгое мгновение оторопело застыл, безотчетно разглядывая изящную дугу позвоночника, сексуальные ямочки на пояснице, округлые ягодицы, ту самую родинку…
Заставил себя подняться и пройти в ванную. Пока разбирал мокрые вещи и решал, что с ними делать, принимал душ, брился и совершал ряд стандартных утренних манипуляций, в спальне ничего не изменилось.
Доминика спала в том же положении.
Когда Сергей прикоснулся к ней руками и, перекатывая на спину, подтянул в центр постели — что-то неразборчиво залепетала. А он зачарованно уставился на ее покачнувшуюся идеальную грудь.
— Хох-лодно, — первое слово из ее уст, которое он тогда различил.
В подтверждение, ее гладкую нежную кожу стянуло мелкой, словно песчаная крошка, дрожью. Соски сморщились и превратились в остро торчащие камушки. Не сдержавшись, прижался к одному из них ртом.
Ника резко вздрогнула. Порывистый глубокий вдох поднял ее грудную клетку ощутимо выше.
— Проснулась?
Подняв взгляд, увидел трепещущиеся ресницы и мягкую рассеянную улыбку на припухших после сна губах девушки.
Тронул рукой низ ее живота пальцами. Она тотчас вздрогнула и, тихонько простонав, инстинктивно свела бедра.
— Скажи что-то членораздельное, чтобы я понял, что ты проснулась, — прошептал, не в силах сдержать довольную ухмылку.
Покрывая ее грудь медленными влажными поцелуями, перешел ко второй вершинке.
— Члено-раздельное? — сипло отозвалась Ника. — Член.
— Хах! Доброе утро, Республика.
— Доброе утро, Серёжа. Я скучала по тебе! Ты мне целую ночь снился.
— А ты — мне.
— Правда?
— Ага.
Прихватил ее торчащий сосок чуть крепче. Закружил по нему языком. Глухо простонав, Ника зарыла пальцы ему в волосы и развела бедра, подаваясь к низу его живота промежностью. Отыскав идеальную точку соприкосновения, заерзала и застонала уже громче и протяжнее.
— Боже, что мы делаем? — выдохнула с пьяным восторгом. — Мы, наверное, опаздываем…
— Пока нет, — жестко всосал раздразненкый ласками сосок.
Доминика выгнулась и прерывисто вскрикнула.
— Опаздываем, — переживала она. — И тр*хаемся, вместо того, чтобы собираться на работу.
— Тр‘хаться — это святое, — придавил ее плечи к матрасу, чтобы не дергалась и не мешала ему. — Но фактически мы все же еще не в процессе. Тебе нужна передышка. Не хочу тебя замучить в первую неделю.
— Я не против… Замучь меня, Серёжа…
— Молчи, Республика. Не взрывай.
— Хочу…
Любезности прекратились, едва Градский прикоснулся языком к нежным розовым лепесткам половых губ. Плюшка обо всем на свете забыла. Беспорядочно стонала, дергала его за волосы, царапала ногтями плечи и шипящим полушепотом повторяла на каждом выдохе: "Еще, еще, еще…". Одуряюще мокрая, ароматная и горячая, до оргазма долетела, как и всегда, за считанные минуты.
А после, отдышавшись, оперлась на локти и сразила Града заявлением:
— Я тоже хочу тебя так…
— Как?
— Языком.
Яростная спираль похоти скрутила низ его живота в жесткий узел уже на этих словах.
— Как-нибудь потом. Не сейчас.
Поднявшись, забывая, что бросил курить, по инерции прошагал к выходу на балкон. Взял в руку пачку. Крутанул пальцами. Мысленно дал себе увесистый подзатыльник. Покинув спальню, прошел в соседнюю комнату, к рабочему столу. Сцепляя зубы, небрежно швырнул практически полную пачку в урну.
Обернувшись, заметил последовавшую за ним Доминику.
— Можешь одеваться, — подсказал, будто она сама не знала, что делать.
И, конечно же, не сдержался от полного осмотра. С головы до ног.
Голая. Красивая. Бесстыжая. Счастливая.
Она приблизилась. Медленно. Несмело улыбаясь. Подошла вплотную. Прижала ладонь к стальной мужской груди, где покорное ей сердце, стремясь наружу, уже выбивало попросту безумный ритм.
— Я хочу, — повторила настойчиво, подталкивая его к находящемуся позади креслу.
Высокая спинка услужливо отпружинила назад, принимая вес сдавшего все свои благородные позиции Градского. Откинувшись на холодную светло-бежевую кожу, из-под полуприкрытых век наблюдал, как Ника опускается между его ног на колени.
"Бл*дь…"
"Твою мать…"
Он собирался вскоре ее остановить. Безусловно. Просто интересно было посмотреть, как именно она будет действовать. Затем решил, что лучше ему все же не следить за ней визуально. Откидывая голову назад, закинул за спинку кресла руки. Расслабился. Но, едва ощутив горячее дыхание в районе паха, резко открыл глаза и метнул взгляд вниз.
Охренеть, что за формула получилась. Когда вот именно она, его ненаглядная Плюшка, взяла в свой миленький, слишком много болтающий рот его член.
Никаких поцелуйчиков и облизываний. Сразу в рот.
Неглубоко. Неумело. Несмело. Чересчур осторожно.
