— Буду ждать в пятницу в парке, после шестнадцати.
[1] "Жестокая любовь", Филипп Киркоров.
26.3
Градский курил, свесив ноги по углам постели и глядя в застывшую темноту дверного проема спальни. Ирине нравилось то, как именно он это делал — всегда со вкусом, неторопливо, чуть склоняя голову в левую сторону и выставляя твердый подбородок вперед.
— Больше не придешь? — в ее голосе слышалось крайне мало вопросительных ноток.
Она уже знала ответ, но Град, медленно затягиваясь, все же отразил ее вопрос своим, как и всегда, сухим и незаинтересованным тоном:
— С чего ты взяла?
Тихо хмыкнув, Ира положила подбородок на согнутые перед собой колени, не отказывая себе в удовольствии в последний раз рассматривать красивого обнаженного мужчину.
— Чувствую.
Ее разомлевшее тело еще не покинул жар его страсти, а она уже мысленно прощалась. Тихая грусть стояла в груди грубым жестким комом.
— Это же была она?
Сознательно не уточняла деталей. С Градским без необходимости все эти женские штуки.
— Как поняла?
— По глазам, — тихо отозвалась с мягкой улыбкой. — У тебя взгляд моментально изменился. Словно ты, наконец, вдохнул полной грудью и жизнью наполнился.
— Странно, потому что я никаких изменений не почувствовал.
Лукавил. По каким-то причинам не позволял больше копаться в своей голове.
— Будешь с ней? Теперь ты бы справился.
— Интересно, как? Она в отношениях.
Отмахнулся равнодушно, и вместе с тем тяжело у него это вышло. Безусловно, он почувствует боль, когда анестезия первого визуального кайфа выйдет. Он к ней готов. Потому как его единственная мечта все так же для него недостижима. Возможно, с каждой секундой ему становилось хуже, ведь он видел ее с другим, и теперь это видение заполняло все его сознание. Он наверняка думал, что девушка его забыла. Злился, что не испытывает по этому поводу облечения и восторгов. И он готовился к войне. За ту, которую сам когда-то оттолкнул.
— На самом деле, я всегда знала, что это произойдет. Ну, или догадывалась… Помнишь теорию о спирали времени, м?
Градский машинально кивнул. Припоминая, что всю эту ерунду со временем ему впаривала именно Ирина. Он запамятовал, оставив на задворках лишь сомнительную информацию.
Поднявшись, Сергей прошел к костюму, висящему на стойке для одежды. Одевался без спешки. Натянул на бедра боксеры и брюки. Снял с вешалки рубашку: накинул на плечи, неторопливо просунул в петли мелкие пуговицы, заправил в брюки. Зацепил на них крючок, подтянул молнию. Затянул ремень. Накинул на плечи пиджак.
— Езжай осторожно.
— Я всегда осторожен.
Это являлось чистой правдой. После аварии внутри него много чего разбилось и срослось неправильно, но страха садиться за руль не возникало никогда. Он знал, что делает. И Ирина, как человек, выслушавший его исповедь "от" и "до", это понимала. Ей просто хотелось задержать Градского, переброситься еще хотя бы парой фраз.
— Если захочется поговорить, ты знаешь, где меня найти.
Больше нет… Он для себя все решил. Не придет, чувствовала.
— Прощай, Ира.
— Прощай, Градский, — ее мелодичный профессионально поставленный голос почти не дрожал.
Он вышел, не оглядываясь.
Глава 27
Мне как-то завидно, что я забыл тебя забыть…
© Nebezao & А. Леницкий "Как ты там?"
По принципу простейшего закона сохранения энергии легко объяснить, что эмоции, будучи энергией, невозможно спрятать или перебороть. Их можно подавить, но они еще долго будут жить глубоко внутри человека. Неотреагированная эмоция впоследствии может стать источником реальной физической боли.
Градского душило чувство ревности. За прошедшие с корпоративного юбилея тягучие, как резина, дни чего он себе только не представлял. Есть вещи, о которых нельзя даже думать. Но воображение будто существовало своей собственной жизнью: подсовывало и подсовывало выедающие его мозг, словно кислота, видения.
Если бы Град хотя бы не был знаком с этим долбаным вымеском Савранем… Сам слабо понимал, по каким неизведанным причинам не может простить себе того, что до встречи с Доминикой не знал его семейного положения. Будто это что-то меняло! Подобные вещи ведь никогда не волновали. Весь базар-вокзал развернулся в его голове, конечно же, из-за Плюшки.
"Снова она…"
"Всегда была только она".
Пару дней назад решился найти ее в сети. Ника всегда являлась большим любителем фотографироваться и выкладывать что ни попадя на свои социальные страницы. Сергей это помнил, но все же тело будто жаром обдало, когда увидел изобилие постов и снимков. Как одержимый сталкер, проследил всю жизнь Плюшки с разных ракурсов. Наткнулся там, конечно, и на гребаного урода Олега.
Эти двое с похожими слащавыми улыбочками в обнимочку- идеальная парочка…
А ведь когда-то Кузя постила фотографии с ним. Проверил: снесла все. Ничего не оставила. Он-то шесть лет назад аккаунт забросил, она удалила только его.
Щелкнув шариковой ручкой, перевел взгляд на Мишу Руденко. Тот сосредоточенно читал и торопливо вносил правки в открытый на ноутбуке текстовый документ.
— Миша, какое у тебя семейное положение?
— В разводе, — буркнул так неохотно, что моментально понятно стало: не настроен об этом распространяться.
— Давно?
— Официально полгода. А что?
А то, что Градский ни черта не знал о своих сотрудниках, сознательно не вступая с кем-либо из них в личностные отношения.
— Савраня помнишь? Того, которого в "дежурку" после ранения перевели.
Градский постарался. Спихнул с глаз, просто потому, что не имел желания продолжать работать с неврастеником. После государственных переворотов в две тысячи четырнадцатом попасть на службу в полицию стало проще. Появился определенный алгоритм, с которым физически крепкий педагог-физкультурник Саврань, отслужив "срочную", отлично справился.
Сложнее было в органах задержаться.
Олег крайне эмоционально реагировал на все, что поступало в "уголовное" на работу. Для среднестатистического гражданина обширная эмпатия являлась практически нормой, для опера — недопустимой помехой. Град еще по-божески с Савранем обошелся, не расписывая в рапорте всех тех бестолковых эмо-трюков, что он вытворял при штурме. В "дежурке", Сергей слышал от других сотрудников, Олег тоже выдавал "козыри", но, видимо, не столь критические, раз еще работал.
— Ну, помню, конечно, — отозвался Руденко.
— Знал, что он женат?
