— Как ты вообще узнал о продаже Припортового? Ты зарегистрировался в день, когда выставили тендер.
— Помнишь, я одно время часто ездил в Днепр?
— Еще бы!
— Правит там один «слуга народа», неофициальный властитель центральной и восточной частей Украины, — озвучивает наводящую информацию, желая, чтобы отец сам догадался, о ком речь. — По совместительству, он еще и сват легитимного властителя.
— Клещенко?
— Борис Романович, — с готовностью кивает Тит. — Так вот, случилось как-то, что этот товарищ крепко «дал угла». Я помог ему вернуть изобличительные бумаги, он обещал при случае равноценную услугу взамен. Может, думал, что все забудется за сроком давности, но, на самом деле — я хранил этот козырь для особого момента. Не размениваться же по пустякам.
— Откуда он знал, что тебя заинтересует Припортовый? Почему посчитал нужным сообщить тебе в первую очередь?
Брови Титова приподнимаются, когда широкая самодовольная улыбка расползается по лицу.
— Ты не понял, папа. Это я просил посодействовать продаже завода. Так сказать, нашептать, кому нужно. С некоторыми выгодными условиями.
— С ума сошел? — выпучив глаза, спрашивает едва слышно. — Припортовый, как корабль-призрак. Ты хоть представляешь, сколько человек хотели бы прибрать его к рукам?
— Я же не попросил его мне подарить. Будут честные торги. Есть гарантия, что они дойдут до конца, а не как прежде. К тому же, после урегулирования всех формальностей, Клещ получит пакет акций, в виде безвозмездного благодарственного подарка.
— Сколько? — нахмурив брови, невольно напрягся Терентий Дмитриевич.
— Двадцать процентов.
— Не дох**… не много ли? В миллионах это внушительная сумма!
Адам смеется. Не каждый день Терентий Дмитриевич ругается матом. Да что там! Крайне редко.
— Папа, посчитай выгоду. Годовой доход завода намного выше, чем декларируют. А если еще увеличить финансирование, можно поднять нехилый куш. И самое главное, владение Припортовым — абсолютно новый статус. На порядок выше.
— Оно, конечно, так. Но, ты же знаешь, я против любых махинаций, взяток, подкупов, откатов… Откуда в тебе все это?
— Живи в ногу со временем, пап. Смотри на вещи реальнее. В некоторых ситуациях без этого не обойтись. Иначе тебя обскачут те, кого совесть не задушит.
Титову не нравится, что сын учит его жизни. Хочет что-то возразить по теме дискуссии, но не находит весомых аргументов. В глубине души понимает, что Адам прав.
— Не знаю, что и сказать… Все это… — не решается высказать реальных опасений.
— Нет смысла нервничать, папа. Работай, думай наперед, и неожиданностей не случится, — опускает взгляд в планшет. Улыбается. — Засуетились трутни. Загудел улей, — произносит, насвистывая и двигая через стол айпод.
Терентий Дмитриевич машинально принимает гаджет и читает название статьи городского сайта: «Приходько требует ввести мораторий[1] на продажу Припортового».
— Твою ж налево… — выдыхает сипло.
— Мне нужен этот город, папа. И я его возьму.
* * *
— Ничего не получается, Паша. Терентий не дал мне и слова сказать. Выпроводил. Нет, для начала еще и возмущение разыграл, мол, как я только посмел предположить такое! И все в присутствии чертового юриста, без него даже принимать меня не хотел. Выставил жалким кретином перед своими людьми, — смачно сплевывает на каменную кладку. Тянется в карман за сигаретами. Прикуривает, оглядываясь на натирающего лобовое стекло водителя. Продолжает, отрывисто затягиваясь. — Ты знаешь, я не гордый. Если нужно, с калачами к самому дьяволу пойду. Но тут, с*ка, зря марался. Гребаные моралисты!
— Моралисты? С двойными стандартами, как показывают последние события. Строят из себя… А на деле, как все!
— Сам в шоке.
Ни один из них не обращает внимания на приглушенный раскат государственного гимна, доносящийся из салона автомобиля, пока водитель не открывает дверь и не достает телефон.
— Кто? Витя, кто? — нервно интересуется Приходько, делая несколько шагов к машине.
— Супруга. Ваша. Светлана Леонидовна.
Махнув рукой, позволяет разочарованию отразиться на лице. Водитель понятливо кивает и отбивает вызов.
— Вот скажи, что за жизнь? Мало того, что эти сволочи вломились в нее без стука, так еще Светка лезет в душу со своими вопросами: «Что-то случилось?», «На работе какие-то проблемы?», «Я могу чем-нибудь помочь?», — зло передразнивает мягкий голос жены. Сплевывает под ноги. — Да, говорю, уйти к Титову и довести его до кондрашки, как меня!
Исаев молчит.
— Ну, слушай, Паша, сил нет! Хоть домой не возвращайся. Сначала ее мамаша двадцать пять лет кишки мотала, а как Богу душу отдала, эта дура, видать, решила занять вакантное место, — нервно выдыхает. Похлопывая Павла по плечу, замечает: — Как тебе с Ольгой повезло. Разумная, трезво мыслящая, умеренная в эмоциях…
— Ну, хватит, — в свою очередь нервно отмахивается Исаев. — Давай лучше решим, как дальше с Титовыми…
— Я уж не знаю, Паша, что сейчас предпринять? И без кровопролития желательно, паскудные времена настали. Шагу ступить нельзя, как на соседней улице уже расследование, мотивы ищут. Я, конечно, Круга с Сеней уважаю, но эти их методы… Раньше, да. И сам горазд. А теперь понимать нужно — нельзя. По-другому надо, — выбросив окурок, тягостно вздыхает. — Как проверка идет?
— Шмонают, — сухо отвечает Исаев. — Не выборочно, как чаще всего бывает. Потребовали все отчеты, акты, договоры, фактуры, даже гребаные зарплатные ведомости.
— Откатные предлагал?
— Еще нет, — бубнит Павел Алексеевич. — Там такая озверевшая гончая во главе, надо подход найти.
— Ну, это понятно. Кого попало не прислали бы. Им тоже, знаешь ли, хочется по максимуму.
— И что делать? Надеяться, что покусают и отпустят? Так это не в моей натуре! И, к тому же, кто знает, какая команда «сверху» была?
— Ты только не горячись, Паша, Христом Богом прошу, — приобнимает за плечи. — Для начала нужно разузнать, кто им помогает. Вчера послал весточку одной министерской проныре. Вычислит, может, удастся «заглушить» по своим каналам… А уж после — в городе разбираться будем.
Павел Алексеевич раздраженно передергивает плечами.
— Ты же сам требовал что-то предпринять, мол, моя дочь — яблоко раздора. А сейчас проглотить и ждать просишь?
— Погорячился я, Паша. Погорячился. На эмоциях все… А потом пораскинул мозгами — понял, что дело не терпит нахрапа.
[1] Мораторий — объявляемая правительством отсрочка или приостановление каких-либо действий, выполнения каких-либо обязательств, вследствие каких-нибудь чрезвычайных обстоятельств.
