Реагируя на ее восторг, слегка улыбается.
— Позже, Софи. Сейчас мы будем есть.
— Гренки! Гренки! — не переставая скакать, выкрикивает девочка.
— Ты же не ешь гренки.
— Раньше — да… Но мама сказала, что вредная еда тоже бывает полезной, если этого требует наша душа.
— Во завернула.
— Я или мама?
— Обе.
Спустя вереницу видео-челленджей и мультфильмов, Софи засыпает, свернувшись калачиком у него под боком. А Адам, машинально продолжая наблюдать за противостоянием мультяшных супергероев, мысленно возвращается к Исаевой. Хотя он не уверен, что переставал о ней думать.
В его голове такая муть…
— Куда теперь? Ответь! Я готов отправиться с тобой куда угодно.
— Да-да. А сейчас — вверх.
— Именно! На седьмом небе нам самое место.
— Рано обрадовался!
— Искра, промелькнувшая между нами, вызвала замыкание.
— Да ну? А по-моему, мы просто попали в непростую ситуацию[1].
Непростая ситуация… Да, все непросто. Все хрен пойми как! Информации столько, что уложить все в единое целое за один день не представляется возможным.
Титова мучает вопрос, как с подобным справляется Ева… Хотя она такая ненормальная, что, вполне возможно, не видит во всем этом дикости.
И сразу за этими мыслями у Адама перед глазами возникает картинка из прошлого — огромный синяк на лице Евы. А потом он вспоминает, сколько боли несет ее электронный дневник.
Каменеет. Перестает дышать.
«Чем она сейчас занимается?»
«С кем она?»
«Мать вашу…»
Это же не волнение? Он же не ревнует?
Неважно, что они переспали. Это ничего не меняет. И то, что Ева оказалась девственницей, тоже не имеет значения. Титов не из тех, кому важна непорочность. Он бы не стал из-за этого патентовать на девчонку права.
Нет. Конечно, это не ревность.
Он не понимает Исаеву. В ее поступках редко можно отыскать логику. Но это уже через край.
Она такая лживая.
Одни лишь воспоминания о ее выходках вызывают у Титова неописуемую злость. Он пытается держать под контролем то бешеное нетерпение встретиться, что поселилось внутри него после Молдаванки. Нельзя сейчас видеть Еву, потому что в подобном состоянии он совершает безумные поступки.
Нужно дождаться, когда эмоции улягутся, а голова станет трезвой.
А время так и тянется…
Повинуясь порыву, Адам находит в смартфоне электронный дневник Исаевой. Листает записи одну за другой. Кажется, большинство из них он уже помнит наизусть. По крайней мере, их смысловое содержание.
Цепляется взглядом за текст трехмесячной давности.
«Какая разница, какая я?
Хорошая или плохая… Добрая или злая… Ведьма или феечка… Все хорошее уничтожено до меня.
Любви нет.
Не потому, что я лично ее не ощущала. Потому что я ее не видела. Ни одного чертового примера! Люди притворяются друг перед другом, чтобы не чувствовать себя одинокими. Они проводят вместе вечера, ходят по магазинам, вместе ездят отдыхать. Навязывают друг другу свои интересы, постят в сеть постановочные фотографии. И тр*хают друг друга, просто потому, что это допустимо.
А потом женятся, и все становится еще хуже. Они заводят детей, не справляются с новым укладом и режимом, страдают, ссорятся и драматично мирятся, привыкают игнорировать друг друга, имитируют оргазмы, заводят кого-нибудь на стороне и тайно ненавидят свою жизнь.
Правды нет. Искренности нет. Любви нет.
Так какая разница, какой буду я? Никакой. Из-за меня одной Вселенная не слетит с накатанной орбиты. Ничего не изменится.
UPD. Конец света УЖЕ наступил. Мы либо все умерли и не поняли того, что попали в ад. Либо настолько приспособились выживать, что продолжаем по инерции жить, даже в постапокалипсисе».
— Все нормально? — голос отца, замершего на пороге, вытягивает Титова из паутины беспорядочной информации.
— Только не начинай, папа, — говорит он, перехватывая напряженный взгляд Терентия Дмитриевича. — Когда ты уже поймешь, что я не причиню Софии вреда, какое бы настроение мной не управляло? Я забочусь о ней.
Отец сконфуженно кашляет и отводит взгляд в сторону.
— Я не…
— Не оправдывайся. Просто пойми это уже, наконец.
— Адам…
Он не дает отцу договорить. Поднимаясь с дивана, подкладывает под голову Софии подушку. Хватает телефон и сигареты.
— Раз ты дома, я выйду ненадолго. Есть кое-какие дела.
Чувствует себя сорвавшимся наркоманом. Да, у него ломка. Ломка по Исаевой.
— Хорошо. Тем более, Диана заедет за Софией с минуты на минуту…
Этого Адам уже не слышит. Отправляется за своей дозой.
[1] Мультфильм, снятый по комиксам «Леди Баг и Супер-кот».
Глава 4
У Евы понижена температура тела. Несколько дней подряд. Она мерзнет, и ее колотит, но старается контролировать эту дрожь. Поправляя белый вязаный кардиган, сводит полы вместе. С неприятием смотрит сначала на содержимое своей тарелки, а потом, поднимая глаза, Круглову в лицо.
— Если ты съешь свой салат, я не подумаю, что ты перестала злиться. Можешь поесть, Ева.
— Да что ты?
Только советов Никиты ей не хватало. Почему все пытаются ее накормить, не замечая при этом ее сложных отношений с едой? Сегодня тошноту вызывает даже слабовыраженный запах оливкового масла.
Желудок Евы ноет без еды, но она не способна принимать пищу, испытывая эмоциональное напряжение. Ее горло сжимается, и приходится контролировать естественную для других человеческих существ возможность дышать.
— Как тебе в новом ВУЗе? Нравится?
Никита ест мясо. Жирные кусочки баранины в каком-то остро-сладком соусе. Еве бы такое тоже понравилось. Только не сейчас. Она прижимает к носу пальцы и отводит взгляд в сторону.
Температура ее тела опускается за границы нормы в периоды, когда она потребляет критически мало калорий. Ева знает, почему это происходит. Организм испытывает стресс и пытается выжить, снижая расход энергии, и переставая заботиться о тепле ее тела.
К тому же она сильно перемерзла в Дальницком. С Титовым.
От одного лишь мимолетного воспоминания, ее щеки, шею и верх груди заливает жаркий румянец. По ощущениям, на ее холодной коже он прям как огонь.
