— Уверена. Когда я думала о том, как встречу своего «принца», — гримасничает на этом вычурном определении. — Я боялась, что ты меня не поймешь и высмеешь. Но жизнь сыграла так, что, несмотря на мою сентиментальность и впечатлительность, ты первой… — Исаева не дает ей произнести слово, которое она при серьезном разговоре не может направить в сторону Адама. Накрывает губы девушки пальцами и останавливает взглядом. — Когда ты поняла? — уступая и упорствуя одновременно, шелестит едва слышно Дашка.
Титова долго молчит. Собирается с мыслями, чтобы ответить самой себе.
— Когда он сказал: я буду тем, кто навсегда уведет тебя из дома отца.
Глава 46
— Помоги ей. Ты же можешь ей помочь, — требовательно бросает Титов с порога, всматриваясь в блеклые глаза Марии Иосифовны.
Она, не мигая, выдерживает этот взгляд. Крестится. Адама так бесит, когда она это делает, как только речь заходит о Еве. Как будто та, и правда, дьявольское отродье.
— Я знала, что ты придешь с этой просьбой, — поправляя цветастый халат, негодующе заявляет старуха.
— Да-да, я уже в курсе, что ты шаманишь на досуге и все знаешь наперед, — издевательски парирует Титов.
Она смотрит на него с холодным осуждением, пока Адам не принимает относительно виноватый вид.
— Ладно, — прочищает горло. — Так ты можешь ей помочь? Я заплачу. Сколько скажешь…
— Не нужны мне твои деньги.
— Что нужно? Говори прямо.
— В этой жизни уже ничего.
Адама захлестывает раздражение, больше даже отчаяние. И он обратно прибегает к сарказму, который привычнее всех остальных реакций в подобной ситуации.
— Жаль, что не могу ничего пообещать тебе на следующую. Боюсь, забуду. Хотя, могу расписку оставить.
Старуха усмехается. Но в этой ухмылке нет ничего доброго. Титов вообще не представляет, чтобы она сделала это добродушно.
— Ты привел ее в дом с пустой головой. Но сейчас она уже не пуста.
Вся спесь как острой саблей снята. Незамедлительно тяжелеет сердце, ухает в груди.
— Что это значит?
— То и значит. Не так слепа твоя девица, как притворяется. Впрочем, я не чувствую в этом исключительно злого умысла.
— А что? Почему?
Качнув головой, Мария Иосифовна давится странным смехом. Закашливается. Хрипло вздыхает. Бегает по лицу Титова суматошным взглядом.
— Никто ей не поможет. Сама должна пройти через все. Это ее судьба. Ее испытание. Кто я такая, чтобы вмешиваться?
— Только не нужно разыгрывать сейчас из себя невинную монахиню. И не такие дела проворачивала.
— Проворачивала. В свое время. Больше не хочу мараться.
— Почему? Посмотри на меня, — стучит кулаком себя по груди. Он бы, при необходимости, продолбил там дыру, чтобы выпустить наружу затапливающие его отчаяние и тревогу. Готов договориться хоть с самим дьяволом. На худой конец — с его проводником. — Я прошу тебя о помощи.
— Ты еще не знаешь, но я помогаю.
— Супер, — закатывая глаза, потерянно выдыхает Титов.
А Мария Иосифовна, схватит внука за руку, без предупреждения погружает его во мрак своих ведений. Одержимо тараторит, раз за разом повторяя одно и то же. С такой скоростью, что Адам не сразу распознает смысл.
— Умоется в крови твоя принцесса. С ног до головы. Умоется в крови. С ног до головы. Все потеряет, чтобы обрести покой. Кровью умоется. С ног до головы. Умоется кровью…
— Что ты несешь? Как это понимать, черт возьми? Что это значит?
Как не свихнуться после таких слов? Как не захлебнуться? Не подохнуть от яркости представления, которое разыгрывает фантазия?
— Так и понимать. С ног до головы в крови будет.
— Чьей?
— Я анализ ДНК не делаю в своих предсказаниях. Вижу девчонку в крови.
— Она ранена? Жива?
— Жива, — брезгливо кривит тонкие губы. — По крайней мере, в тот момент.
— Когда это случится? Как скоро?
— Не знаю.
— Хоть какие-то детали ты можешь назвать? — рявкает раздосадованно.
Подсадила его на эту дичь. Сейчас Адам верит безоговорочно.
— Помолчи, — шикает старуха. — Запах крови насыщенный, резкий, очень сильный… — прикрывая глаза, зажимает на мгновение нос. Молчит, вдыхая через рот. А потом глубоко — носом. — Кровь нескольких людей. Не только ее. Такая смесь… Больше трех особей. Больше… Много! Душит этот запах… Душит! Мертвая кровь. Мертвая, но свежая… Густая… — отпрянув, выпускает его руку, оставляя на ней белесые полосы. Смотрит, будто пьяная. На самом деле ошалевшая от того, что видела. — Не могу больше говорить. Не могу.
Адам тоже не может ничего сказать. Тяжело опускается на стул. Горбится. Склоняет голову, роняя ее в ладони. Не стонет, воет.
Ему необходим перерыв. В поисках принятия. В поисках решения. В поисках ресурсов двигаться дальше.
Здесь ему не нужно быть сильным. Старухе наплевать. Ей не нужна его непоколебимость, и уж точно она не станет использовать что-то против него. Ей нет до Титова дела.
Взвалил на плечи слишком много, думал, вывезет. А вдруг нет? Если все напрасно? Если только хуже сделал?
«Если Ева…»
«Если…»
«Если они ее… убьют?»
Все планы и мечты валятся, как карточный домик. От одной только мысли… Распотрошила старуха ему душу своими предсказаниями. Вытащила страх, живущий глубоко внутри.
Что дальше? Как поступить? Предупрежден, значит, вооружен. Хорошее высказывание. Но в реальности что делать с полученной информацией? Все мысли запутались, и наружу полезли эмоции. А не должно так быть. Не должно. Нужен холодный расчет. Детальный план. Возможности появятся, как только он начнет их искать.
Марина Анатольевна уже занялась оформлением виз. Ева даже не в курсе. Нашли концы в посольстве Боливии. Вчера мать звонила из Киева, сказала — ждать меньше десяти дней. Зима, праздники, наплыв желающих посетить экзотическую сказку — оптимальный вариант, чтобы не привлекать слишком много внимания.
«Отправить Еву с мамой, как только выдадут визы?»
Растирая лицо, Титов шмыгает носом и резко подрывается на ноги. Устремляясь к выходу, на ходу бросает какое-то прощание.
Мария Иосифовна догоняет его словами:
— Ты, главное, не теряй веру.
— Ты же знаешь, что не потеряю.
С виду уверен, но на самом деле ищет подтверждение в глазах старухи.
— Знаю.
— Отлично.
— И не присылай больше никаких людей. Семьдесят лет делала все сама, перед смертью уж точно как-нибудь справлюсь.
