— Оперуполномоченный РОВД Приморского отделения старший лейтенант Градский Сергей Николаевич.
Закатив глаза, Адам нетерпеливо вздыхает.
— Пи*дец… Так ты мусор? А я решил, Исаевская шайка… Или одно другому не мешает? За каким чертом ко мне? В вашей шарашкиной конторе дела закончились?
— У нас там в нашей шарашкиной конторке клоун один засветился в канун Нового года.
— Подарки под елку принес?
— Если бы. Форму у майора спер. В базе полазил… Нехорошо, в общем, вышло.
— И?
— Что тебе там надо было?
— Не понимаю, к чему ты ведешь. В бреду, может? Обнови психиатрический сертификат. Если получится.
Мужчина смеется. Делает глубокую затяжку, прежде чем выбросить окурок.
— Шутник.
— Нет. Я на серьезе.
Титов прочёсывает взглядом территорию. Надгробные плиты выглядят малопривлекательными, чтобы на них при случае падать. Особенно, если лицом вниз.
Незаметно продвигается обратно к участку свежих могил с нагорнутой землей, мрачными венками и обмороженными цветами. Мысленно произносит короткую молитву в самопроизвольной форме, заранее принося мертвым извинения за любой материальный и моральный ущерб.
— У меня дел по горло, Титов. Работа, бл*дь, такая навязчивая. По пятам ходит. Преследует. Поэтому буду изъясняться без причудливых ребусов и психошарад: я знаю, что это был ты.
— Зачем мне форма майора?
— Хрен его знает. Может, ты со своей девкой ролевухой увлекаешься.
— Ее погоны не возбуждают. Тем более майорские, — вяло отмахивается, а в груди невольно вспыхивает тревога.
Кровь запекается в сердечной мышце. Чернеет и обсыпается, как шелуха. Не дает свободно функционировать.
Нельзя, чтобы его сейчас закрыли. Даже если на пару дней, до разбирательств или очередной откупной — нельзя.
«Сука…»
— Знаешь, глупо все это выглядит. Сам говоришь, дел по горло, а расследуешь какую-то хр*нь. Давай, займись чем-то посерьезнее.
— Слушай, мне с тобой, правда, некогда собачиться. Я видел тебя в нашем отделении после наркоты. Фигура ты приметная, сам понимаешь. Трудно не узнать даже при всем маскараде.
— Отвали, короче. У меня тоже нет лишнего времени, — развернувшись, собирается уходить.
Делает несколько шагов, когда Градский, повысив голос, врубает по протоколу.
— Титов Адам Терентьевич, вы задержаны по подозрению в проникновении на государственный режимный объект. Вы имеете право: не свидетельствовать против себя или своих родных; давать показания и в любой момент отказаться давать показания; иметь защитника…
Оборачивается слишком резко, случайно толкая шагнувшего за ним Градского в плечо. Или не случайно… Старлей воспринимает это соответственно, шарпает Титова за куртку на себя. В то время как он рефлекторно двигает головой ему в переносицу.
Первое впечатление после падения не связано с болью. Злость взмывает выше линии роста. Зашкаливает. Угодив мордой прямиком в колючий шелестящий венок, вбивает в этот выцветавший мемориал Градского. Сплетение из бледно-фиолетовых роз гостеприимно принимает его в свои оковы.
— Не начинай, мусор, то, что не сможешь закончить. Займись, бл*дь, чем-то попроще.
Сцепив челюсти, Градский блокирует зажим Титова, скатывая его в сторону. Венки разъезжаются, расходится валун, и Адам чувствует затылком холодную землю.
— Е*аный ты мажор!
— От е*аного мусора слышу!
Лай невесть откуда взявшейся собаки разносится по округе. Приближается. Скрежещет и рычит прямо над головами мужчин. Демонстрируя боевой настрой, дворняга пытается ухватить зубами старлея за рукав куртки.
Рывок. Перемещение. Синие гвоздики на шее Градского. Прорывной смех Адама. Непрекращающийся лай дворняги.
Поджимая ногу, мусор упирается ему в грудь коленом и толкает на соседнюю могилу. Сверху сам, вместе с венком из гвоздик.
— Все у тебя не как у людей… Хата, родаки, невеста…
— Пусть тебя это не еб*т! Задрочишься понимать…
— Это что тут такое! — сиплый ор над головами. — Ах, вы, проклятые вандалы… Ай-я-я… что натворили…А ну-ка, разойдись!
Рывком оторвав несопротивляющегося Градского, тощий высоченный дед второй рукой подрывает на ноги и Титова. Негодующе ругаясь, тащит их к воротам. Мигом выпроваживает за пределы территории. Не задав ни единого вопроса, щелкает засовом и, подозвав разрывающегося высоким лаем пса, устремляется обратно к развороченным могилам.
— Бл*дь, нехорошо получилось, — выдыхает Адам, прикусывая ладонь, чтобы остановить кровь.
— Да, неудобно. Дед сейчас сам разгребать все будет, — отряхивает землю с куртки. — Смотри, подгребает землю.
— Если мы войдем, чтобы помочь, он же нас пристрелит.
Словно услышав это, старик резко поднимает голову и угрожающе трясет штыковой лопатой, чтобы они убирались.
— Ладно, пойдем.
— Пойдем.
Градский не совершает новых попыток приступить к задержанию. Ничего не говорит, пока они шагают нога в ногу в направлении парковки.
— Как ты меня вычислил? — сам спрашивает Титов.
Старлей улыбается, вытаскивая из куртки пачку сигарет. Подхватив губами одну, чиркает зажигалкой и щурит глаза, когда выдыхает дым.
— При многократном увеличении невозможно идентифицировать тот кусок лица, что ты выставил напоказ. Зато режет глаз, знаешь, что? Штаны майора коротковаты, хорошо видны твои кроссовки, Титов, — коротко смеется и глубоко затягивается. — Джон Гальяно. Не каждый может позволить. А я тебя, как говорил уже, запомнил после наркоты. Так что больше догадался.
— Что ты хочешь? Точнее, сколько?
— Обижаешь, Адам Терентьевич. Мне не нужны деньги.
— Что за день сегодня? Никому деньги не нужны.
— Хороший день. Морозный.
Глава 48
«Дорогая Ева.
Любимая моя, долгожданная доченька. Свет моей жизни. Испытание, которое я провалила. Ангел, которому я вырвала крылья, а после заставляла взлетать.
Как у тебя дела? Как живется в новой семье? Тебя не обижают? Я знаю, знаю… Странно спрашивать подобное после всего… Мне так жаль… Если бы мы могли встретиться… Просто поговорить! Ничего больше.
Терентий хороший человек, но этот парень… Адам! Я его недооценила. Думала, он испорченный бунтующий мальчишка. Но все, что он сделал… Это потрясает.
Ева… Эва. Так странно называть тебя так. Но я постараюсь.
Эва! Я молю тебя о прощении. Но приму любое твое решение. Я желаю тебе самого лучшего. Я восхищаюсь твоей силой, стойкостью и смелостью. Ты всегда была исключительным человечком. Трудным, несформированным, по любому поводу срывающимся в бой… Но исключительным.
