Книга Улей 2, страница 76. Автор книги Елена Тодорова

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Улей 2»

Cтраница 76

— Защищать ее вздумала? — орет во всю глотку. — От меня? Заговоры за моей спиной плетете? Не позволю!

— Остановись, — подбегая, Ева хватает отца за руку, но это нисколько не мешает ему швырнуть жену в дальний угол комнаты.

Сотрясается турецкий резной секретер, из него сваливаются хрустальная статуэтка и фоторамка. Разбиваются.

— Мама, — путаясь в подоле, Ева опускается возле матери на колени.

— Я вас, тварей, всех уничтожу! Думаете, у меня рука дрогнет? Черта с два! Я уже начал зачистку, — разделяя слова, рубит ими воздух. — Маслова — я убрал! Толстого — я! Кругловых — я! Все шло идеально, пока вы, две идиотки, не вмешались в мои планы. Не прощу! Чтобы вы знали, я для каждого свою участь уготовил. Тебя, моя дорогая, — обращается к Еве, — утоплю. Ты же так любишь море… А твоего еб*ря — на сухой горе закопаю. Чтобы даже на том свете никогда не встретились! Насчет тебя, — смотрит на дрожащую жену. — Хоть и не планировал. Отрежу твою бестолковую голову, скормлю собакам.

В ушах до сих пор дикий смех отца.

Оступившись, Ева едва удерживает равновесие. Качнувшись влево, крепче сжимает тяжелый подол и умоляет свое тело двигаться дальше.

Перебирает ногами. Бежит. Но кажется, будто топчется на месте. Ничего не меняется. Воздух двигается, она — нет. Вселенная стопорится и трещит, разлетаясь на кусочки.

— Помнишь, дочь, как мы, будучи в Москве, ходили с тобой в Третьяковскую галерею?

— Так говоришь, словно мы вдвоем ходили. Мама тоже была, — смотрит на окаменевшую мать. Та будто ледяное изваяние застыла. Молчит. Знает, что стоит только потому, что муж ей это позволил. — И Приходько, твой ненаглядный.

— Неважно. Я не к тому, — небрежно обрывает сердитое бормотание Евы. — Ты еще помнишь картину «Иван Грозный и сын его Иван[1]». Она тебя тогда сильно впечатлила.

— Мне было семь лет.

Исаев расплывается в гадкой ухмылке. Выдерживая внушительную паузу, смотрит на дочь. Она — на него, не мигая.

— Я не буду испытывать раскаяния, Эва.

— Ты — не Иван Грозный, папа. Как бы тебе того ни хотелось, ты — не царь.

— Я, — с дичайшим самомнением, обводит всех присутствующих уничижительным взглядом. — Царь. И всем вам докажу это.

Совершив неясное дерганое движение, закладывает руки за спину.

— На колени, — требует от Евы.

— Нет, — тихо, но упрямо отзывается она.

— Я сказал: становись на колени!

— Не стану. Разве что ноги переломишь.

Ринувшись вперед, хочет ухватить Еву за косу. Не позволяет Ольга, словно ее ступор был лишь фальшивым представлением перед эмоциональным взрывом. Потеснив мужа, заслоняет дочь собой. Выброшенная рука Исаева скользит по воздуху и опадает на тот самый резной секретер. Нащупывает пальцами что-то острое и рефлекторно сжимает.

— Прекрати, Павел, — с пробудившейся невесть откуда силой лупит его по лицу. Оцарапывая ногтями, собирает кожу пальцами. Тянет, пытаясь сорвать ее с его лица. — Богом тебя заклинаю…

Речь женщины обрывается. Взгляд становится стеклянным от слез.

— Папа! Папа! Что ты… Что ты наделал?

Медленно оседая вниз, Ольга все еще не прекращает попыток вцепиться в мужа руками, но, в конце концов, тяжело падает на спину.

— Мама… мама… Это кровь… У тебя кровь… Сделайте же кто-нибудь что-нибудь! — кричит Ева недвижимым амбалам отца. — Вызовите «скорую»! У нее кровь!

Отбросив окровавленный перочинный нож, Исаев дергано поправляет выбившиеся пряди волос. Пятится в сторону, выдыхая рывками воздух. Разворачивается к жене и дочери спиной и замирает.

Из задней части дома приближается топот.

— Лидия Михайловна, родненькая… Скорее… Помогите мне…

Истеричный крик женщины забивает собой все пространство. Схватившись за голову, она с ужасом пытается убежать, но один из амбалов тут же хватает ее и волочёт в другую сторону.

— Нет, Боже… Боже мой, нет!

Ева отчаянно пытается хоть как-нибудь замедлить кровотечение, прижимая к ране под грудью матери подол своего белоснежного платья, но оно промокает дальше и дальше. Кровь, будто пламя, ползет по нему, жадно поглощая ткань.

Взгляд Ольги Владимировны становится мутным и блеклым.

— Мамочка…

— Прости меня, Эва…

— Нет, мама, пожалуйста…

— Только тебя не хватало, папа! — орет Исаев очумело, и Ева застывает при виде деда на инвалидной коляске. Он сжимает в руках ружье. — Так ты, значит? И ты туда же!

— Вызови скорую, Павел, — ломая слова на слоги, требует Алексей Илларионович.

— Опусти ружье!

— Я… выстрелю.

— У тебя не хватит сил нажать на курок. Ты ложку в руках не можешь удержать, спаситель…

Хватает.

Гремит выстрел, и Ева инстинктивно зажмуривает веки. Слыша следующий за этим грохот, молится, чтобы отец был мертвым. Но, разлепив глаза, она видит его живым и в сознании. Он морщится, прижимая к плечу руку, и ошалело смотрит на опрокинутое инвалидное кресло.

— Помогите ему, — срывающимся голосом требует Ева у охранников.

В этот раз они прислушиваются, поднимая коляску вместе со стариком.

— Убрать!

— Папа, пожалуйста…

Амбалы выкатывают Алексея Илларионовича. Исаев несется следом за ними, и в гостиной неожиданно становится совершенно тихо.

— В кабинет, — сипит Ольга Владимировна.

Будто отмерев, Ева стремительно поднимается и тянет мать за собой к тяжелой дубовой двери. От прикладываемых усилий и скорости болят руки и плечи, по спине скользят капельки пота.

Она не верит в успех ровно до того момента, как щелкает замками с обратной стороны двери. Каждую секунду их лихорадочного перемещения страх сидит у нее в голове и нашептывает мерзким голосом: «У тебя ничего не получится».

Но вот они в той же позе на полу, но с другой стороны двери.

Выдохнув, Ева тяжело опадает возле матери. Прикладывает руки к ране. Тешится тем, что кровотечение уменьшилось.

— Третье окно, Эва. Запомни, третье окно. Шурик подпилил решетку, ты сможешь уйти. Через пляж уходи… Возьми мои туфли…

Вскинув голову, изумленно смотрит на мать.

— Нет, мама.

— Мало времени, Эва. Обещай мне… Обещай, что спасешься. Ты сильная. Ты у меня такая сильная! Обещай, что спасешься и забудешь все, что произошло.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация