— Где он?
— Внизу, у лестницы.
Исаев кивает одному из парней, и тот, протиснувшись мимо Титова, спускается вниз.
— Теперь ты можешь отдать мне Еву?
Глянув на дочь, Исаев начинает смеяться.
— Какие же вы тупые! Думали, что сможете меня переиграть? Да ни в жизнь! Знаете, почему зло всегда побеждает добро? Потому что у зла нет слабостей. Оно беспощадно. А значит, всесильно.
— Мне пос*ать на твою силу. Пос*ать на твои разглагольствования. По*расть на то, какую веру ты исповедуешь. Даже если ты братаешься с самим дьяволом, — мрачно сообщает Титов. — Отдай мне Еву, как обещал.
— Ты действительно все еще хочешь Еву? Посмотри на нее. Тебе точно нравится то, что ты видишь?
Никогда еще Ева не чувствовала себя настолько униженной. Адам не отвечает на вопрос ее отца, но когда смотрит на нее, она видит ответ в его глазах.
Он убеждён в том, что заберет ее. В его взгляде нет ни тени сомнения.
— Иди сюда, Эва, — говорит Титов, словно они остались одни, все остальные в мгновение исчезли — отправились в ад. — Иди ко мне, девочка.
Давление на шее Евы ослабевает, охранник опускает пистолет. Неуверенно качнувшись, она, слегка оборачиваясь, встречается взглядом с Шуриком.
— Ни черта подобного! — чертыхается Исаев.
Но Ева снова смотрит на Адама. Он ободряюще кивает и протягивает руки. Делая глубокий вдох, она чувствует, как ее легкие расширяются, до предела растягивая грудную клетку, и шагает.
В это мгновение внизу раздается резкий стук. Секундная тишина. И поверхность пола идет вибрацией от топота нескольких десятков пар ног.
— Что за… — выдыхает Исаев.
Его заглушает приказ из рупора:
— Сдавайтесь. Это полиция. Вы окружены. Сопротивление бесполезно.
Слова, сказанные выработанным профессиональным тоном, разносятся по всему периметру помещения. Множатся. Ползут эхом. Повисают в воздухе.
Кто-то из оставшихся амбалов бросается вниз. Один пытается схватить Еву, но Шурик наносит ему несколько ударов и спускает с лестницы. Воспользовавшись обретенной свободой, она шагает навстречу торопящемуся к ней Титову. Расталкивая всполошенную толпу, он гораздо быстрее нее сокращает расстояние между ними.
«Адам…»
Резвая реакция со стороны отца останавливает не просто движения Евы. Обрывает время. Дергая дочь сначала на себя, стремительным движением перебрасывает ее через перила помоста.
Юбка и подъюбники платья разлетаются вокруг нее, словно покрывало. Рассекают воздух, вибрируя по нему всполохом звуковых колебаний и шорохов.
Сердце Евы совершает череду стремительных ударов. Пронзительный крик — последнее, что вырывается из ее горла, перед тем как тело проваливается в теплую, густую и липкую жидкость. Эта противная масса мгновенно смыкается над ее головой.
«Не дышать…»
«Не дышать…»
Она видела многое. За свои неполные девятнадцать столько, сколько обычному человеку не представится за всю жизнь. А кому-то и за несколько жизней.
Знала, за что благодарить Бога. Успела понять, что является самым главным. Не терзала душу лучшими воспоминаниями. В этом не было необходимости, позавчера ее душу вывернуло наизнанку. Все, что когда-либо было спрятано — вырвалось.
И сегодня, она, как никогда, хотела жить!
С тяжело колотящимся в груди сердцем Титов, без раздумий, прыгает следом за Евой в чан с кровью. Рыская руками в густой жидкости, с ужасом гонит беспокойную мысль о том, что отыскать ее в ней нереально. Ныряет глубже. К самому дну. В сторону. Еще правее. По кругу. Пальцы нащупывают что-то тонкое и жесткое.
«Чертово свадебное платье…»
Сцепляя пальцы, тянет ткань на себя. Обхватывает тело Евы руками и с облегчением чувствует, как она ответно за него цепляется. Начинает работать ногами и свободной рукой, чтобы вынырнуть из этого кровавого болота. Мышцы напряженно трудятся, чтобы поднять их тела на поверхность. Из-за тяжести платья и плотности жидкости плыть сложнее, чем обычно.
К счастью, горячее человеческое стремление сильнее, чем физические возможности. Вынырнув на поверхность, Титовы жадно заглатывают воздух и ошеломленно смотрят в окровавленные лица друг друга.
— Эй, друг, может, завязывайте уже с купанием? Это вам не джакузи.
При виде молодого мужчины в полицейской форме Ева настороженно застывает.
— Вы настоящий полицейский?
— Нет, я бухгалтер. А этот шмот так, повы*бываться, напялил[1], — невозмутимо выдает тот. — Старший лейтенант Градский Сергей Николаевич. «Ксиву» показывать сейчас, или выберешься для начала из этого дерьма?
Адам, отплевавшись от крови, громко смеется.
— Все нормально, Эва. Это друг.
Он подсаживает ее, и Градский, не озадачиваясь будущим состоянием своей формы, крепко прижимает к себе окровавленную Еву. Перетянув ее через стенку чана, ставит на металлическую стремянку перед собой.
И в это же мгновение Титову принимают на себя медработники. Сколько девушка ни повторяет, что с ней все в полном порядке, они не прекращают осмотр, пока не завершают стандартный ряд процедур. Адам набрасывает ей на плечи одолженный у медиков полосатый плед. И Ева кутается в него, закрываясь по самую шею, чтобы не видеть платье и кровавые разводы на коже.
Люди в форме носятся по зданию, вокруг царит полнейший хаос. Выловив глазами Градского, Ева просит Адама подозвать его.
— Град!
— Там, в полиэтиленом пакете… — не знает, как объяснить.
— Да, уже нашли, — приходит ей на помощь старлей.
— Там… среди них… была моя мама?
Вздрагивает, когда Градский кивает. На грязном лице отчетливо проявляются дорожки из слез. Ощущая, как руки Титова крепче сжимают ее плечи, пытается взять себя в руки.
— Мне очень жаль.
И рыдания все-таки вырываются из горла Евы. Адам и Градский дают ей время справиться с собой. Каждый по-своему. Титов привлекает ее голову к своему плечу и гладит затылок, а старлей перемещается так, чтобы закрыть их обоих от любопытных глаз.
— Кто во втором? — спрашивает Ева чуть позже, утирая лицо бумажными салфетками.
— Женщина. Постарше.
— Лидия Михайловна… В доме был еще мой дедушка…
— Мы послали бойцов, проверим.
— Спасибо.
— Ладно. Я пойду. Нужно работать.
Оставившего их Градского тут же заменяет Шурик.
— Ева…
— Ради Бога, Шурик. Вот сейчас точно не по отчеству.
— Кхм… Да. Мне очень жаль. Я хотел объяснить, — начинает он взволнованно. — Хоть я вытер все записи с вами, Павел Алексеевич прознал, что вы входили по старому коду безопасности. Я не знал, что он сделал так, чтобы работало два. Старый был для того, чтобы понять, когда проберетесь в дом вы или Титов, — смущенно косится на Адама. Когда тот не реагирует, продолжает: — Ольга Владимировна взяла всю вину на себя. Сказала, в случае чего, я смогу вам помочь, а она — нет.
