В общем, картина маслом. Узрев ее, я поспешила покинуть лофт прежде, чем Алекс заметил мое присутствие в нем. Остановилась, подумала, а затем с силой шарахнула дверью – чтоб слышал, что я там была.
Глава 8
Алекс танцевал чечетку на моем самолюбии, и я не могла позволить ему продолжать делать это. Отныне этот человек должен был перестать существовать для меня. Но как это осуществить, я еще не знала.
Вернувшись домой, я не боялась разбудить кого-то из домашних. Мать ушла в ночную смену, а дед был глуховат, и скрип старых половиц не достигал его ушей. Оставалось договориться с Тумаком – это престарелый кривозубый пёс неизвестной породы с бельмом на левом глазу, которого год назад перед тем, как съехать, притащил брат.
Вообще, я завидовала решимости Елисея – брат был младше меня на пять лет, но свалил из дома, как только поступил в университет. А у меня никак не получалось сбежать из этого деревянного барака в историческом центре города, построенном еще до войны.
Во-первых, убеждала я себя, что это удобно – отсюда рукой подать до работы. Во-вторых, дом признали аварийным и готовили под снос, а нам должны были дать жилье в новостройке, которую планировали возвести на этом месте. Правда, дом уже лет десять все никак не могли снести, и мы порядком устали ждать, но все жильцы были твердо убеждены, что уже вот-вот, и они станут счастливыми обладателями новых квартир в центре города.
В-третьих, моя мать работала по ночам, и мы с ней редко пересекались, а за дедом кто-то должен был ухаживать, пока ее нет. Да и, честно говоря, я ее жалела – оставлять их с дедулей двоих в этом мрачном месте не хотелось.
Ну, и в-четвертых, и самое главное: проживание в не самом приглядном семейном гнезде значительно экономило мой бюджет, и я могла понемногу откладывать на будущее собственное жилье.
Я и работать-то начала еще в период обучения в университете – чтобы скорее накопить средства и съехать отсюда. Но… как-то застряла. И теперь понимала почему. Это болото – мой уровень. Потому, что я сама себя не люблю. Потому, что позволила какому-то избалованному наглецу использовать себя, растоптав собственные идеалы.
Я вошла в квартиру, прикрыла дверь и наклонилась на нее спиной. Уставилась в высокий темный потолок, казавшийся бездонной черной дырой. Где-то там должны были проблескивать лучики надежды, но все померкло. Мое сердце будто разорвали на куски. Я прокручивала в памяти снова и снова ту сцену в лофте Алекса и ощущала, как нежность и трепет по отношению к нему сменяются разочарованием и презрением.
А затем собралась с духом и сделала шаг. Вдруг под ногой хлюпнуло что-то мягкое, а затем темноту взорвал ужасающий возглас: «Ма-ма! Ма-ма! Ма-ма!»
– Чертова кукла!
Я догадалась, что наступила на одну из игрушек Тумака. Но голос из преисподней и не думал затихать:
– Ма-ма! Ма-ма!
– Твою маму за ногу… – проворчала я, наклоняясь, чтобы нащупать куклу.
И в этот момент у моих ног что-то зарычало. А затем кто-то больно цапнул меня за руку.
– А-а-ай!
Отскочив, я врубила свет.
Исчадие ада сжимало в зубах одну из своих подружек – куклу Тасю с откушенным ртом, и злобно скалилось на меня.
– Прости, что помешала вам уединиться. – Съязвила я. – Мне сегодня интим тоже обломился.
Остатки шерсти на Тумаке стояли дыбом, темные глаза пылали яростью.
Полагаю, когда-то Тумак был шпицем, но после болезни потерял больше половины шерсти, и теперь она только начинала отрастать. Помнится, брат притащил его с улицы – голодного, истощенного, почти лысого. Животное дрожало и не сопротивлялось. Елисей отнес его к ветеринару, тот удалил ему несколько гнилых зубов, провел исследования и назначил лечение. Оказалось, пса долгое время изводил чесоточный клещ.
После лечения Тумак пошел на поправку, и едва стал чувствовать себя лучше, как принялся скалиться на всех домашних и кусать пятки. Эта псина оказалась настоящей занозой в заднице! Он оккупировал диван в гостиной и не позволял никому на него садиться, а еще отгрыз всем моим сохранившимся с детства куклам подбородки и даже лица и регулярно забавлялся с ними на этом диване.
Брат запрещал нам забирать у Тумака его игрушки – единственную радость в унылой собачьей жизни. И убеждал, что это отвлекает пса от мании кусать домочадцам ноги.
Елисей не раз пытался пристроить собаку к другим хозяевам, но Тумака возвращали снова и снова. И раз за разом этот облезлый любитель кукол возвращался на свой любимый диван к своей любимой коллекции истерзанных подружек.
Жуткое зрелище, я вам скажу. Все эти сидящие на диване или валяющиеся по квартире Маши, Варвары и Таси без подбородков, носов или глаз. Но брат чувствовал, что делает доброе дело. И, свалив из отчего дома, он, конечно же, заклинал нас рьяно заботиться о Тумаке.
И мы дружно кивали. Хотя, и побаивались этого гаденыша. Даже дед, регулярно подкидывающий Тумаку вкусняшки со стола, кажется, просто откупался – оплачивал собственную безопасность, договаривался с дьяволом, чтобы тот не перегрыз ему горло однажды ночью.
– Люба, ты? – Послышался его голос из спальни.
Затем шаркнули тапки, и зажегся свет.
– Да, деда, я.
– А?! – Он выглянул в коридор.
– Я это. – Улыбнулась ему.
– Чего так поздно?
– Гулять ходила. – Ответила я, снимая обувь.
– Гулять так поздно одной опасно. – Нахмурил седые брови дед.
– Так я не одна. – Соврала ему я.
– У тебя парень-то появился? – Он покачал головой.
– Ага.
– Зря ты Филиппку-то отбрила. Хороший был жених. Сейчас где такого найдешь?
Я вздохнула. Подошла и потрепала деда по плечу.
– Есть у меня жених, не переживай, дед.
– А когда покажешь?
Мой рот свело от фальшивой улыбки.
– Так скоро.
– Ну ладно.
Я надеялась, что к утру он и не вспомнит этот разговор.
Хотя, про Филиппа, я тоже думала, он давно забыл.
Глава 9
Продюсер – тот же вратарь, за гол тебя не хвалят, но, если мяч оказался в воротах, обвиняют во всех грехах.
Тот день был ужасным. Нервным, суматошным, загруженным. Барракуда наорала на меня из-за не вовремя разосланных пресс-релизов и даже не дала и полслова вставить о том, что их рассылка не входит в мои обязанности.
Обозвав меня «бестолковой Веткиной», она удалилась. Цокот ее каблучков по каменному полу отдавался в ушах как при мигрени, и я упала на кресло, стиснув кулаки, закрыв глаза и пытаясь отдышаться.
– Савва, милый! – Взвизгнула Алла Денисовна.
