И вот такой яркой бабочкой она полетела вниз, спустилась по ступенькам в квадратную комнату, через которую находился проход в винный погреб. Тот самый погреб, в который Давид добровольно себя заточил.
«Дурацкий бункер!» – каждый день ругалась Гаяне.
В широкой квадратной комнате с мрачно-серыми стенами не было мебели. Однако с тех пор как Давид закрылся в бункере, она почти никогда не пустовала.
У входа в винный погреб стоял Геннадий, бессменный телохранитель Давида. Чуть поодаль скромно смотрела в пол помощница с кухни, она держала за ручку тележку, на которой стоял поднос с едой.
Гаяне обвела служащих взглядом, не удостоила приветствием, подошла к тележке с подносом. Приподняла с блюда металлический колпак, потянула носом, разглядывая омлет с ветчиной, бекон и жареный сыр. Взяла вилку, подцепила маленький кусочек омлета, отправила в рот и сморщилась.
– Почему холодный?! – нарочито громко возмутилась она.
Как будто это имело хоть какое-то значение, ведь омлет все равно никто не съест.
– Извините, – залепетала помощница. – Повариха велела привозить по новому блюду не чаще раза в час, поскольку Давид Артурович не изволит…
– А если он выйдет? – Брови Гаяне сошлись на переносице. – Ему что есть холодное? А ну, марш на кухню и вели поварихе готовить горячее каждые полчаса… Да повкуснее! Поэлегантнее! Не дровосеков кормите!
Служащая подхватила с тележки поднос и поспешила наверх.
Однако ее беспрекословное подчинение ничуть не улучшило настроения Гаяне.
Происходящее пугало ее до икоты, а что еще хуже – она понятия не имела, как помочь брату. Уже пыталась вызывать к нему врачей, психологов, директорский состав его фирмы. Он всех послал к черту. И ее тоже парочку раз. Впрочем, она не обиделась и попыток вывести его из депрессивного состояния не оставила.
– Ночью не выходил? – спросила Гаяне, меряя Геннадия строгим взглядом.
– Не-а, – мотнул он головой. – Пошли третьи сутки…
– Господи ты боже, да что ж это такое делается… – заохала Гаяне. – Он же там загнется в этом бункере…
– Не должен, – покачал головой Геннадий. – Давид Артурович на суицидника не похож, к тому же у него там есть холодильник…
– А если он там упьется до зеленых чертей? – возмутилась Гаяне. – Ты об этом подумал? Может, он упал там, разбил голову и просто не может выйти… Надо взламывать дверь!
– Дык… как же ее взломать, Гаяне Ваановна? – развел руками Геннадий. – Тут же металла сколько слоев. Неделю пилить будем! А Давид Артурович мне потом шею намылит…
– Тебе что важнее? Собственная шея или жизнь Давида Артуровича? – прошипела Гаяне, прищурившись.
Она выразительно оглядела ту часть тела телохранителя, которая присоединяла голову к туловищу. Всем видом показала, что ценность явно преувеличена.
На ее вопрос он не ответил, лишь шумно задышал. А потом посмотрел на висящую у железной двери старомодную кнопочную трубку – телефон внутренней связи, единственное средство, с помощью которого можно связаться с бункером.
Геннадий вдруг выдал:
– Может быть, нам стоило сообщить Давиду Артуровичу о приходе жены? Тогда вылез бы…
Гаяне отшатнулась от телохранителя так резко, словно он собрался ее ударить.
Попал в болевую точку, гаденыш. Она уже и сама триста раз успела пожалеть, порадоваться, а потом снова пожалеть, что не сообщила Давиду о приходе Яны. Не знала, правильно ли сделала, что смолчала. Но ведь действовала во благо! Мотивы ее чисты.
– О приходе какой жены? – Она сморщила лоб и уставилась на Геннадия строгим взглядом. – У Давида нет жены!
– Я имею в виду Яну Игоревну, – понурил голову великовозрастный детина.
– Зачем? – Тон Гаяне стал еще жестче. – Чтобы он ее придушил? Ты что, не помнишь, что стало с Еленой? Чуть не убил бедняжку…
– Если узнает, шею намылит… – продолжал гнуть свою линию телохранитель.
– Тебе шею намылит, а ей бы переломил. Чувствуешь разницу? – развела руками Гаяне. – Он же теперь сплошной неадекват!
Яну она не жаловала – это не секрет. А кто бы жаловал гулящую дрянь? Но как бы то ни было, а смерти ей Гаяне не желала. Да и не простил бы себя Давид за подобное – уж ей ли не знать своего брата? Его доброе сердце и праведную душу? Нет, ни за что она не подведет дорогого человека под смертный грех.
И тут оба всполошились, навострили уши – из-за железной двери послышался шум. Непривычный для слуха, но оттого не менее желанный. Пара секунд, и бункер открылся.
На пороге показался Давид, по крайней мере то, что от него осталось. Несвежая черная рубашка висела на нем так, будто была ему велика. Впрочем, неудивительно – столько дней нормально не есть. Лицо заросло черной щетиной. Когда он брился в последний раз? Под глазами жуткие синяки, словно неделю не спал.
Давид посмотрел на сестру, словно не узнавая. Наличие телохранителя и вовсе проигнорировал. Не сказал ни слова, поднялся наверх и исчез в глубине дома.
Гаяне подлетела к телохранителю, дернула его за локоть, смотря брату вслед:
– Ты заметил, какой у Давида взгляд? Глаза будто остекленели… Ты видел?
– Давиду Артуровичу бы прокапаться… – заметил телохранитель сдавленным голосом.
– Прокапаться… поесть, поспать в нормальной постели… – зашептала Гаяне.
Она тут же бросилась наверх, закричала на весь коридор:
– Лина, Катя, Эля…
Защелкала пальцами, раздавая указания:
– Позвать доктора, и немедленно! Пусть захватит все необходимое для выведения из длительного запоя. Психолога сюда! Зря, что ли, его тут поселили? Еще барбера*…
Но не успела она договорить, как увидела Давида, спускающегося с лестницы второго этажа. Он держал в руках новую упаковку с телефоном. Старый опять разбил? Да что он там в футбол ими играет, что ли? Так никаких айфонов не напасешься.
– Пошли вон… – зашипела Гаяне на слуг.
Те мигом бросились врассыпную.
Гаяне молча наблюдала, как Давид опять направился к лестнице в подвал.
В этот раз даже не поел…
«Он умрет в этом проклятом бункере!» – вдруг дошло до нее.
Наконец нервы у нее не выдержали.
– Давидик! Милый Давидик, постой, пожалуйста! – закричала что есть сил и бросилась следом.
Он ее будто не слышал, спустился по лестнице как ни в чем не бывало.
Гаяне нагнала его уже внизу, у самого входа в винный погреб.
– Не пущу! – заорала она не своим голосом и вцепилась Давиду в руку.
А он возьми да отшвырни ее… будто она ему не сестра, а надоедливая прилипала.
Гаяне опешила. Никогда раньше Давид не поднимал на нее руки, не делал ничего грубого. Наоборот, оберегал, защищал. И вот на тебе.
