Берта, загораживая собой дверь, ответила:
— Вы уже говорите. И мне наплевать, сколько еще людей
услышат то, что слушаю я.
Он рассмеялся по-интеллигентному сдержанно,
продемонстрировав, что вполне согласен с этими словами.
Оценил взглядом седовласую воинственную женщину, и в его
глазах отразился проснувшийся интерес.
— Говорите! — поторопила его Берта, раздражаясь от его
оценивающего взгляда. — Или опустите монету, или положите трубку!
Он вынул из кармана портмоне для визиток и, похоже, с
некоторым торжеством наполовину извлек карточку, как будто хотел вручить ее
Берте Кул, но затем оставил на месте.
— Я из Лос-Анджелеса. Мое имя — Катлер, Марко Катлер.
Я взглянул на Берту, чтобы увидеть ее реакцию — поняла ли
она? Судя по всему, нет.
— Я пытаюсь получить сведения относительно моей жены, —
сказал Катлер.
— А что с ней? — спросила Берта.
— Она жила здесь.
— Когда?
— Насколько мне известно, примерно три года назад.
— Вы хотите сказать… — Берта осеклась на полуслове.
— Да. Именно в этой самой квартире, — подтвердил Катлер.
Я выступил вперед.
— Возможно, я сумею вам помочь. Квартиру для этой леди
снимал я. Она в нее только что въехала. Как я понял, вы тоже жили здесь?
— Нет, я жил в Лос-Анджелесе, продолжал там работать. Моя
жена приехала сюда и поселилась по этому адресу. Насколько мне известно, она
жила именно в этой квартире. — Он извлек несколько потрепанных бумаг из своего
кармана, развернул их, кивнул и сказал: — Да, именно так.
Большой мужчина, стоявший за спиной Катлера, по-видимому,
почувствовал необходимость что-то сказать и подтвердил:
— Правильно.
Катлер быстро повернулся к нему.
— Это здесь, Голдринг?
— Да, здесь. Я стоял на этом самом месте, когда она открыла…
Катлер торопливо перебил его:
— Я понимаю, конечно, что у меня мало шансов, но я не смог
найти сегодня вечером хозяйку и подумал, что вы живете здесь уже некоторое
время, вероятно, знаете кого-либо из прежних жильцов и будете любезны помочь
мне.
— Я нахожусь здесь не более пяти часов, — заявила Берта.
Мне пришлось вмешаться:
— А я нахожусь здесь уже в течение некоторого времени. Может
быть, вы, джентльмены, войдете и присядете на минуту?
— Благодарю вас, — ответил Катлер, — я надеялся, что вы
предложите это.
Берта Кул немного поколебалась, но отступила от двери. Оба
мужчины вошли, бросили быстрый взгляд в сторону спальни, пересекли комнату, в
которой был балкон, нависавший над улицей.
— Там, напротив, бар Джека О'Лири, — заметил Голдринг.
Катлер рассмеялся:
— Я узнал его, но мысленно представлял себе все в обратную
сторону. Похоже, улица сворачивает на девяносто градусов.
— Вы привыкнете, — успокоил его Голдринг и сел, заняв
удобное кресло, в котором до этого сидела Берта, положил ноги на оттоманку и
спросил: — Вы не возражаете, леди, если я закурю? — И он чиркнул спичкой о
подошву, не дожидаясь ответа Берты.
— Нет, — довольно резко ответила она.
— Не присядете ли вы, мисс, — предложил Катлер, — или я
должен называть вас «миссис»?
Я поспешил вступить в разговор, чтобы Берта не успела себя
назвать.
— Миссис. Не присядете ли и вы?
Голдринг взглянул на меня так, будто я был мухой, ползающей
по куску пирога, который он намеревался съесть.
— Я буду с вами откровенен, — сказал Катлер. — Предельно
откровенен. Моя жена покинула меня примерно три года назад. Наша супружеская
жизнь не была вполне счастливой. Она уехала сюда, в Новый Орлеан.
Я с трудом ее отыскал.
— Верно, — вставил Голдринг, — мне пришлось изрядно
повозиться из-за этой дамы.
Катлер продолжил своим мягким голосом:
— Причина, по которой я стремлюсь ее найти, в том…
В общем, я пришел к выводу, что наш брак так никогда и не
станет счастливым. Как это ни прискорбно, я решил с ней развестись. Когда
любовь проходит, брак становится…
Берта поудобнее уселась на табурете и прервала его:
— Ах, оставьте! Со мной не надо крутить. Жена бросила вас, и
вы поменяли замок на двери, чтобы она не могла к вам вернуться. Я вас не виню.
Но какое отношение это имеет ко мне?
— Вы простите меня, если я позволю себе высказаться по
поводу вашего живого характера? — улыбнулся Катлер.
— Да я не буду попусту тратить слов, миссис… э…
— О'кей, в таком случае давайте ближе к делу, потому что мы
хотим идти ужинать, — вновь вмешался я. — Вы собираете материал для развода? Я
понимаю так: Голдринг нашел ее и передал ей бумаги.
— Правильно, — подтвердил Голдринг, посмотрев на меня в
замешательстве, но с уважением — и как это я, мол, догадался?
— И теперь, — сказал Катлер с ноткой раздражения в голосе, —
когда прошли годы с тех пор, как я избавился от всего этого, выясняется, что
моя жена собирается заявить, будто бумаги не были ей переданы.
— Вот как! — удивился я.
— Именно так. Это, конечно, абсурд. К счастью, мистер
Голдринг отчетливо помнит обстоятельства.
— Верно, — проговорил Голдринг. — Это было примерно в три
часа дня тринадцатого марта 1940 года. Она подошла к двери, и я спросил,
действительно ли ее фамилия Катлер и действительно ли она живет здесь. Женщина
ответила утвердительно. Перед этим я выяснил, что квартира снята на имя Эдны
Катлер. Тогда я спросил, зовут ли ее Эдна Катлер, и она ответила: «Да». Я взял
оригинал судебной повестки, копию заявления и передал бумаги прямо ей в руки.
Она стояла вон там, в дверях. — И Голдринг указал на дверь, которая вела в
холл.
— Моя жена утверждает теперь, что она в это время не была в
Новом Орлеане, — сказал Катлер. — Однако мистер Голдринг опознал ее по
фотографии.
Берта хотела что-то сказать, но я толкнул ее коленом,
кашлянул, нахмурился, глядя на ковер, будто пытаясь что-то вспомнить, и
произнес:
— Я понял, мистер Катлер. Вы хотите доказать, что это была
ваша жена и что она жила в этой квартире.
— Да.
— И что бумаги были вручены именно ей, — добавил Голдринг.
