Поставьте на лед игристое бургундское. На десерт принесите
нам мороженое, большой кофейник кофе и счет.
Официант, не моргнув глазом, ответил:
— Постараюсь выполнить ваш заказ очень хорошо, сэр.
— Ну а вам как все это? — спросил я Роберту.
— Мне все это очень подходит.
Я кивнул официанту, отпуская его, подождал, пока опустятся
зеленые занавеси кабинки, и внезапно спросил, оборачиваясь к Роберте:
— Где вы были в два тридцать ночи в четверг?
— Если бы я рассказала вам, что произошло той ночью, —
ответила она, — вы просто не поверили бы мне.
— Что, все было так плохо?
— Да.
— Ну рассказывайте.
— Я все время держалась подальше от Нострэндера.
Он не знал, что я в Новом Орлеане. Потом он меня нашел. Вы
слышали, что он говорил. В тот день я увидела его впервые за два года. Когда мы
виделись в последний раз, он просто с ума сходил по мне. Кроме того, он был
невероятно ревнив. Возможно, поэтому и был мне так неприятен. Стоило только
попытаться отправиться куда-нибудь с кем-то другим, он приходил в бешенство — я
выражаюсь буквально. Он человек блестящего ума, но при этом совершенно
неуравновешенный. Господь, помоги женщине, которая когда-нибудь выйдет за него
замуж. Он не позволит, чтобы в дом приходил даже продавец молока.
— И поэтому вы увели его в коридор в тот вечер?
Я ведь был в вашей квартире.
— Да. Я знала, что у него с собой револьвер, и боялась, как
бы он ни выкинул что-нибудь ужасное. Увидев вас, он уже почти выхватил оружие.
Я толкнула его в коридор. Он был вне себя. Я сказала ему, что никогда не видела
вас раньше, что вы пришли по делу. Он не хотел мне верить, думал, что вы мой
молодой человек и что я предпочла вас ему. Угрожая мне револьвером, он сказал,
что застрелит меня и застрелится сам, если я не соглашусь куда-нибудь пойти с
ним. Мне пришлось сказать ему, что я не встречалась с ним и не выезжала именно
из-за этой черты его характера. И пообещала пойти с ним поужинать, если он спрячет
свой револьвер и прекратит эту дикую сцену ревности.
— А он интересовался, кто я такой?
— Конечно.
— И что вы ему сказали?
— Правду. Сказала, что вы детектив и пытаетесь выяснить
что-нибудь о человеке по имени Смит, чтобы решить дело о наследстве.
— А он спросил, кто такой Смит?
— Да. Стоит только упомянуть при нем мужское имя, как он
впивается в него, как хищник, кидающийся на цыпленка. Он пожелал знать о нем
все — кто он, откуда приехал, сколько времени мы знакомы и так далее.
Я сказала, что Смит — приятель Эдны.
— И все эти вопросы он успел задать в коридоре?
— Нет, не в коридоре. Я сказала, что у меня нет времени
стоять там и спорить с ним, что мне надо отделаться от вас, если мы хотим идти
ужинать. И он согласился подождать.
— Вот этот момент меня как раз и интересует. Где он ждал?
— Он сказал, что подождет где-нибудь снаружи и вернется
после того, как вы уйдете.
— Он так и поступил?
— Как?
— Вернулся после моего ухода?
— Да. Не позже чем через минуту. — Она увидела выражение
моего лица. — В чем дело? Почему вы так нахмурились?
— Просто пытаюсь все вспомнить. По-моему, в этом доме только
одна лестничная клетка, на которую выходят двери квартир. Квартиры помещаются
над магазином, а коридор тянется во всю длину здания. Квартиры расположены по
обе стороны коридора, правильно?
— Да.
— Коридор прямой — ни поворотов, ни ниш, где можно было бы
спрятаться человеку.
— Нет.
— Но я не видел его, когда вышел.
— Он мог отойти в дальний конец и укрыться в тени, а оттуда
наблюдать за вами, оставаясь невидимым. Он именно так обычно и поступал. Любил
шпионить за людьми. Боже мой, когда я жила во Французском квартале, можно было
подумать, будто я вражеский агент, а он — все ФБР, вместе взятое. Он рыскал
вокруг, рассматривая окна моей квартиры в бинокль. Если я с кем-нибудь
выезжала, болтался поблизости, чтобы узнать, когда я вернулась. Я даже не смела
пригласить приятеля подняться к себе и выпить…
Появился официант с подносом и расставил на столе блюда. Мы
начали есть.
— Рассказывать дальше? — спросила она через несколько минут.
— После ужина, — сказал я.
— Давайте сосредоточимся на еде. Я голоден.
Мы покончили с ужином, и я увидел, что Роберта слегка
успокоилась. Вино и еда создали атмосферу дружеской откровенности.
— Вы знаете, Дональд…
— Что?
— Я чувствую, что могу вам доверять. Я скажу вам правду.
— А почему бы нет?
Она отодвинула тарелку, взяла у меня сигарету и,
наклонившись, чтобы прикурить, обхватила мою руку со спичкой обеими ладонями.
Руки у нее были мягкие и теплые, а кожа — нежной.
— Нострэндер и я отправились ужинать. Он напился, и его
снова охватил бешеный припадок ревности.
Он начал расспрашивать о вас. Не хотел верить, что вы
детектив. Грозился убить вас. Наконец я разозлилась и сказала ему, что он ни
капли не изменился за прошедшие два года, что однажды я уже пыталась расстаться
с ним, просто уехав, но на этот раз поступлю иначе, более жестко. Я сказала,
что больше никогда не хочу видеть его и вообще иметь с ним что-либо общее, а
если он будет досаждать мне, обращусь в полицию.
— Ну а он что?
— Он сделал нечто такое, что испугало меня и одновременно
рассмешило.
— Что же?
— Он схватил мою сумку.
— Зачем? Чтобы вы остались без денег?
— Сначала я так и подумала, но потом поняла, что пришло ему
в голову.
— Он хотел взять ваш ключ?
— Да.
— Где вы были, когда он взял вашу сумочку?
— В баре Джека О'Лири во Французском квартале.
Он всегда проводил там время.
— И что же дальше?
— Я сказала ему, что устала от его поведения, не могу больше
переносить эту ненормальную ревность и больше никогда с ним не встречусь. Бар
был полон людей, и я чувствовала себя уверенно — вздумай он выхватить револьвер
или начать как-то иначе угрожать мне, его успеют скрутить. Но даже если бы там
никого не было, я все равно поступила бы так же. Устала жить в постоянном
страхе, который внушал мне этот человек. Пока он в меня не влюбился, был просто
чудесным.
