— Статистика доказывает, что вы ошибаетесь!
Я знал, что она права, и поэтому не стал возражать.
— Ну вот, — продолжила она, — я больше не смогла жить так —
со всеми моими друзьями, что шептались за моей спиной, и с воспоминаниями об
этой трагедии, которые терзали мое сознание, и решила отправиться в
путешествие. Я уехала в Нью-Йорк. Вскоре устроилась там на работу.
Фотографировалась для рекламы белья.
Некоторое время все было хорошо, а потом люди узнали меня по
фотографиям. Мои новые знакомые тоже стали шептаться. Но я почти год
чувствовала себя совершенно свободной. Я поняла, что значит быть обыкновенным
человеком, который может жить так, как хочет…
— Итак, вы снова скрылись?
— Да. Я осознала, что решение уехать было правильным, но я
совершила ошибку, выбрав профессию, где меня фотографировали. И тогда переехала
в новое место, чтобы начать все сначала. Я готова была разбить вдребезги
объектив первого же фотоаппарата, который будет направлен в мою сторону.
— Вы отправились в Новый Орлеан?
— Да.
— А что было потом?
— Остальное вам известно.
— Когда вы встретились с Эдной Катлер?
— Не помню, как это произошло, — в кафетерии или в
ресторане. Возможно, в «Бурбон-Хаус». Сейчас подумаю. Да, кажется так.
Большинство людей, которые бывают там регулярно, знакомы друг с другом.
Некоторые известные писатели, драматурги и актеры едят там, когда бывают в
Новом Орлеане. Заведение без претензий, но там царит атмосфера подлинной
старины.
— Я знаю.
— В общем, как бы то ни было, я познакомилась с ней. Узнала,
что она тоже от чего-то скрывается. Ей это, как и мне, не очень удавалось. И
тогда я предложила на некоторое время назваться ее именем и дать ей возможность
по-настоящему исчезнуть.
— Я хочу сразу выяснить это, Роб, — перебил ее я. — Это вы
ей предложили так сделать?
Она подумала с минуту и сказала:
— Она подготовила для этого почву. Я думаю, что это была ее
идея.
— Вы в этом уверены?
— Да, определенно. Можно мне еще выпить, Дональд? Вы меня
совсем отрезвили, заставив говорить об этом. Сегодня вечером я не собиралась
быть трезвой.
Мне хотелось звонить в чужие дверные звонки и вообще
совершать всевозможные чудачества.
— И все-таки сначала рассказали мне некоторые подробности.
Например, о том, когда вы в первый раз услышали о смерти Нострэндера?
— Поставьте себя на мое место, — ответила она. — Из-за меня
уже было совершено одно убийство. Я старалась избежать дурной славы. Ну а когда
это вновь случилось, я действовала инстинктивно. Мне хотелось бежать куда глаза
глядят.
— Не очень правдоподобно, Роб.
— Что неправдоподобно?
— Причина вашего бегства.
— Но это правда.
Я посмотрел ей в глаза и сказал:
— Роб, никто не думал, что вы можете быть замешаны в
убийстве молодого человека, с которым катались в машине в 1937 году, но,
согласитесь, два убийства в жизни одной молодой девушки — слишком много. Вас
станут расспрашивать об этом старом убийстве. И это будут уже не те
доброжелательные вопросы, которые вам задавали пять лет назад.
— Честно говоря, Дональд, я об этом как-то не думала. Но,
пожалуй, следует подумать.
— Давайте вспомним этого насильника, Его поймали?
— Да.
— Он признал себя виновным?
— Не в этом преступлении. Он отрицал свою причастность к
этому случаю, однако признался в нескольких других.
— Что с ним сделали?
— Его повесили.
— Вы видели его когда-нибудь?
— Да. Меня приглашали для опознания.
— И вы смогли его опознать?
— Нет.
— Вам показали его одного или в числе других?
— Мне показали его среди других в одном из помещений,
оборудованных специально для опознания. Человек там находится как бы на сцене,
и его ярко освещают. Перед ним находится большой экран, так что он не может видеть
вас, в то время как вы видите его прекрасно.
— И вы не могли узнать его среди других?
— Нет.
— Что же они тогда сделали?
— Тогда они поместили его в затемненную комнату, надели на
него пальто и шляпу, то есть одели так, как был одет преступник в момент
нападения на нас, и спросили, узнаю ли я его.
— И вы сумели его узнать?
— Нет.
— Человек, который убил вашего приятеля, был в маске?
— Да.
— А вы заметили в нем что-нибудь примечательное?
Хоть что-нибудь?
— Да.
— Что именно?
— Выйдя из кустов, он прихрамывал, но после стрельбы, когда
убегал, уже не хромал.
— Вы сказали об этом полицейским?
— Да, сказала.
— Это произвело на них впечатление?
— Мне кажется, нет. Послушайте, мы не можем оставить эту
тему? Может, лучше выпить?
Я подозвал официанта.
— То же самое? — спросил я Роберту.
— Мне надоело вино. Лучше что-нибудь другое.
— Два шотландских виски с содовой, — сказал я, — как вы
смотрите на это, Роб?
— Это здорово. И потом сделайте кое-что для меня, Дональд.
Хорошо?
— Что именно?
— Не позволяйте мне больше пить.
— Почему?
— Хочу получить удовольствие от этой ночи, а не просто
напиться до тошноты, чтобы утром проснуться с головной болью.
Официант принес выпивку. Я выпил около половины своей
порции, потом извинился и направился в обычную сторону — в мужской туалет. По
дороге я свернул к телефонной будке, разменял пару банкнотов на
двадцатипятицентовые монеты и позвонил Эмори Хейлу в отель в Новом Орлеане.
Мне пришлось ждать не более трех минут, пока оператор
соединял меня. Потом я услышал, как загудел голос Хейла. Центральная станция
ласково напомнила мне, чтобы я начал опускать двадцатипятицентовые монеты.
Когда я делал это, в кассе телефона раздавался музыкальный звук.
Через одну-две секунды после этого я услышал, как Хейл
нетерпеливо произносит:
