— Навряд ли. Ильдика — сестренка Кия. Карпилион влюбился в неё мальчишкой, а она уехала с братом. Такую он не полюбит.
— Ну, не скажи. Таких-то как раз и любят. Ладно. Давай, что ли, правда, напьемся. А то без вина мне уже не заснуть.
Спустя какое-то время они по-братски устроились возле дорожного сундука. Аэций улегся на пол, прислонившись к нему спиной. А Зеркон расселся на крышке, свесив короткие ножки вниз. Сначала они выпили за здоровье, потом за победу. Никому из них и в голову не пришло, что утром Карпилион захочет уйти, беспрепятственно выйдет из дома и спустится к водопаду, чтобы взять там одну из лодок.
По крайней мере, так подумал Аэций, узнав о его уходе.
* * *
— Что ты здесь делаешь?
Карпилион сидел в качавшейся возле берега лодке, грести ему было нечем. Вероятно, поэтому не уплыл.
— В комнате было жарко, я решил прогуляться, — ответил он, разглядывая Аэция и двух букеллариев, прибежавших его искать. За спиной громыхал водопад. Рябую водную гладь окружала густая зелень, из которой мог выскочить, кто угодно.
— Ты не должен уходить один, — сказал магистр.
— Ого. Не должен? Значит, я у тебя в плену?
— Разумеется, нет.
— Тогда я хотел бы побыть здесь немного, если не возражаешь, отец.
Карпилион говорил заторможено, но речь была ясной, значит, действие снадобья кончилось, и он сознавал, о чем говорит.
— Не возражаю, если ты никуда не уйдешь, — сказал Аэций. — Мы ведь договорились, сначала закончить лечение.
— Я помню.
— А потом ты примешь решение.
— Конечно.
Аэций замешкался, не зная как поступить, ему показалось, что в ответах сына таится какой-то подвох.
— Не бойся, я не сбегу, — поторопил его Карпилион.
При этих словах Аэцию на мгновение стало неловко, что букелларии слышат их перепалку. Такое с ним было впервые. Раньше он никогда не испытывал этого чувства. Присутствие сына перевернуло буквально все.
— Как только поправишься, мы вместе сбежим отсюда, — превратил он в шутку его слова. — Постарайся недолго сидеть на ветру. Раны от этого начинают ныть.
* * *
Глядя на то, как уходит отец, а следом его букелларии, Карпилион пытался представить, что идет вместе с ними, и понимал, что такого не может быть. Они из этого мира, а он из другого. Как им быть вместе? Как находиться волку среди этих ручных людей, чья жизнь протекает по правилам, установленным кем-то другим?
Карпилион оперся на боковину лодки, медленно зачерпнул воды и умылся. Глядя на свое отражение, его одолевали сомнения, наяву это происходит или во сне. Он здесь, в этом тихом уютном месте, а его разбитое войско находится где-то в Галлии…
Возле лодки что-то плеснуло. Карпилион повернул глаза, подумав, что рыба, но из воды показалась чья-то макушка, потом голова, принадлежавшая молодой и довольно хорошенькой женщине. Она поднялась в полный рост, длинноволосая, в мокрой, в прилипшей к телу тунике. Вода стекала с нее ручьями. К груди эта странная водяная дева прижимала сверкающий меч. Он блестел, искрился на солнце, ослепляя Карпилиону глаза.
— Приветствую тебя, воин, — сказала дева на норском. У нее был приятный напевный голос, как у сельских певуний.
Карпилион был так ошарашен, что вначале подумал, она ему снится.
— Для кого этот меч? Для меня?
— Для того, кто его уронил. Для твоего отца, — ответила дева. — Он был здесь, я знаю. Я слышала ваш разговор.
— Откуда?.. Из озера? — с легким сомнением промолвил Карпилион.
— Нет, вон из тех кустов. — Она махнула куда-то рукой, а другой продолжала удерживать меч у своей груди. — Твой отец называл меня озерная дева. Он уронил этот меч в водопад. По лету вода обмелела, и я сумела его достать. Я хорошо ныряю. У меня достаточно сил.
— Не сомневаюсь, — проговорил Карпилион, удивляясь, что меч отца идет к нему в руки. — Ты можешь отдать его мне. А я передам владельцу.
— У меча не бывает владельца, им владеет тот, у кого он в руке, — сказала озерная дева и протянула Карпилиону орудие. — Я знаю, ты поступишь как должно и никогда не повернешь его против отца.
Карпилион забрал у неё меч, и она нырнула под воду, словно и правда была озерной девой.
Какое-то время Карпилион разглядывал меч. Клинок сохранил превосходное состояние. Рукоять впечатляла своим удобством и красотой. На ней была надпись Ульпбер — «Равный Великому». Владевший таким мечом становился героем, если делал правильный выбор.
И Карпилион его сделал.
* * *
Возле дома горел костер. На вертел насадили ободранную тушу оленя и жарили её над огнем. Охранники-норки сидели вперемешку с букеллариями Аэция. В ожидании мяса они наливались пивом из стоявшего рядом котла.
Заметив Карпилиона, и те, и другие замерли. Не ожидали, наверное, увидеть в его руке обнаженный меч.
Карпилион никогда не чувствовал себя настолько чужим. Почему они испугались? Неужели почуяли в нем угрозу?
Так это или нет, задержать его никто не посмел. Карпилион прошел мимо них спокойной уверенной поступью и скрылся в дверях.
* * *
Отец находился в зале, стоял возле столика с фруктами и ел виноград, запивая чем-то из кубка. Карлика рядом не было. Увидев меч, он взглянул лишь мельком и снова повернулся спиной, всем своим видом показывая, что полностью доверяет сыну.
— Откуда меч? — спросил он, набирая в руку горсть виноградин.
— Отдала озерная дева.
Аэций, наконец, обернулся, с благодушным видом отправил одну виноградину в рот.
— Озерная дева? Кто это?.. Ах, да, рыбачка из селения норков, — глаза у него блеснули догадкой. — Так это, должно быть, Ульпбер?
— Судя по надписи — да, — ответил Карпилион.
— Когда-то мы были с ним неразлучны, — сказал Аэций. — Значит, он был у рыбачки. Достала из водоема, а теперь решила вернуть?
— Она сказала, что не имеет значения, у кого он в руке.
— Тогда оставь у себя, — предложил магистр. — Твоя рука все равно, что моя. Мы ведь одна семья. Надеюсь, ты не станешь против этого возражать?
— Отец…
— Погоди. Ответишь потом. Сначала дослушай. — Аэций отложил виноград на блюдо. — Я хочу представить тебя семье императора. С его женой, Лици́нией Евдокси́ей, мы большие друзья. Она сейчас в Аримине вместе с детьми. А с ним самим мы встретимся позже. Сообщение о нашем приезде уже отправлено. Давай побудем немного отцом и сыном. Остальное обсудим, когда вернемся. Согласен?
Отложенный разговор ничего не изменит, подумал Карпилион и ответил кивком. Встреча с женой императора льстила его самолюбию. Он никогда еще не был представлен столь высочайшей особе, одно только имя которой окружал особенный божественный ореол.
