От ее улыбки он посерьезнел. А в кофейных глазах — страстных, настоящих испанских глазах собралось в острую точку некое решение. Или, скорее — решимость. И еще ей показалось… Ну, да, точно! Эти зрачки, слишком узкие, даже в темноте бульвара, этот чересчур яркий блеск в их бархатной глубине… Стоит ли удивляться? Ее всегда тянуло, толкало, словно какая-то упрямая карма, именно к таким. А он — он был апофеозом.
Весь его облик — от нервных рук с длинными пальцами и выступающим барельефом вен до ходящего ходуном кадыка и играющих под темной щетиной желваков, ясно говорил о надрыве. О страшной изломанности и неустроенности, а может быть и… порочности? Или здесь просто все — слишком? Потому что страна — южная? — со слабой надеждой подумала Юлия. Она обреченно скользнула взглядом по худым широким плечам. И сильной шее, с обвитым вокруг нее черным двойным шнурком, держащим серебряный кулон с каким-то не то готическим, не то кельтским узором. По свободной футболке, заляпанной кровью, и сползшим на бедра джинсам…
Снова откинувшись на неудобную спинку скамейки, она осознала, что бесполезно бороться. Бесполезно спорить с судьбой — да и не нужно, наверное? Раз уж решила получать удовольствие и не мучиться от этого. К тому же теперь во всем этом существовал один немаловажный нюанс. «Не любить!» — торопливо напомнила она себе. — Главное — не любить! И все будет хорошо.
Она только открыла рот, чтобы сказать что-нибудь на английском. Хоть что-то, что сломало бы этот момент, и можно было бы вынуть ладонь из его горячей, как солнце, руки. Но он опередил ее. Сдавив крепче ослабевшие вдруг пальцы, проговорил по-испански:
— Iremos…
[2]
Она нахмурилась непонимающе. И тогда он сам себе ответил — повторил, только уже утвердительно, то же самое слово:
— Iremos!
Он резко встал, потянул ее за руку, требовательно глядя в глаза. Он, кажется, не сомневался в своих действиях. Что-то ему вдруг вступило в голову, срочное и, кажется, важное. Ну, и отлично. То, что нужно.
Она, молча, поднялась. И молча пошла за ним.
Он вел ее по ночным улицам никогда не спящей Барселоны.
Он, особенно не спешил, но его ноги были длинными, а шаги широкими, так что ей приходилось поторапливаться. Они несколько раз поворачивали с центральных улиц куда-то в подворотни — Юлия догадалась, что они срезают путь.
Она уже видела мысленно картину: его квартира, кровать, закрытые от яркого света витрин старинные деревянные жалюзи, а дальше — все ясно. Ну, что ж… почему нет? Не время притворяться — он ей нравится. Даже очень. К тому же секс с иностранцем — это необычно, романтично и, главное, ни к чему не обязывает.
«Почему бы нет?» — твердила она про себя, лихорадочно вспоминая рассказы знакомых о всевозможных любовных приключениях за границей… Почему бы нет… Почему бы нет…
— Aqui,
[3]
— снова непонятно сказал он.
Они остановились у красной кирпичной стены, на которой яркими импрессионистскими полотнами смотрелись афиши с крепкозадыми матадорами, сокрушающими мощных быков. Вверху, над их головами зависли ярко-белые на фоне ночного неба фантастические НЛО в виде огромных яиц с синими узорами майолики. Они стояли у здания Корриды Монументал де Барселона. Она уже была здесь — проезжала в автобусе. И экскурсовод, скрипя простуженными связками, рассказывала что-то о мавританском стиле.
Юлия непонимающе хлопала ресницами.
Антонио же, задумчиво взглянув на нее, опасно улыбнулся, снова потянул за руку… и вдруг — втолкнул в темную дверь сбоку от угла. Они все время стояли рядом с ней, но Юлия, ее даже не заметила. Не думала, что здесь и ночью открыто… Хотя, кажется, он с полминуты что-то делал с замком. Судя по тому, как этот парень скользнул вслед за ней, настороженно озираясь, они, скорее всего, проникали сюда незаконно.
…Небо над ареной корриды, чуть подсвеченное наружными прожекторами, было черно-зеленым. И палевым, как редкий агат. Серебристо-желтый круг арены мерцал тусклым перламутром — над ним половинка луны растворялась в прозрачных облаках.
Юлия, заворожено созерцая все это, долго стояла на ступеньках между трибунами. Потом в благодарном восторге обернулась к тому, кто дал ей возможность увидеть все это.
Он сидел, ссутулив плечи, высоко на трибунах, недалеко от лестничного прохода. Очарованная красотой и необычностью ситуации, Юлия не заметила, как он дернулся, быстро убирая что-то в задний карман джинсов. Он спрятал глаза, опустил голову, завесив лицо влажными прядями темных волос. Эти его нервные руки, и поза, и все его жесты, грациозные и изломанные, словно он силился скрыть от окружающих страсти, съедающие его изнутри… боже, да ведь он просто стесняется! Стесняется ее и своих желаний.
От этого воздуха, напоенного запахом моря, от тревожного шума высоких платанов за каменными стенами, а еще больше — от недавнего удачного эксперимента с кудрявым очкариком, шальной, сумасбродный, опасный кураж вернулся к Юлии с утроенной силой.
«Какой, однако, бука!» — прищурилась она, разглядывая затихшего на пустых трибунах странного юношу.
Она стремительно сбежала по лестнице. Но, ступив на хрусткий светлый песок, невольно замедлила шаги… Она казалась самой себе такой маленькой и незначительной здесь, в этом храме убийства. И в то же время — защищенной от всей прежней, глупой жизни этими стенами, расходящимися вверх и в стороны, как раскрытые ладони какого-то большого языческого бога… Взглянув украдкой на Антонио — проверить, смотрит ли он, Юлия начала танцевать.
Под сумасшедший, ни на что не похожий ритм, раздающийся в голове или в сердце, она импровизировала движения матадора. Нереальной, полупрозрачной феей скользила по песку арены. Откровенно соблазнительно крутила попой, обтянутой голубыми джинсами. Высоко поднимала над головой тонкие руки, вставала на цыпочки, сильно изгибаясь в талии, как завзятый тореро. Она порхала, забыв обо всем, благодарная ночи, подарившей сразу и опасность, и избавление, и своему отчаянному решению, принятому еще в Москве. Признательная до сладкой, удушливой боли в горле этому мальчику, что сидит там, в одиночестве, боясь посмотреть на нее… И все-таки он смотрит. А как же! В пластике ей не откажешь, недаром в детстве семь лет кряду занималась хореографией.
Песок шуршит вместо маракасов, ритмично и томно, у нее под ногами. Юлия останавливается, смотрит на Антонио. И зовет его к себе, выразительно поманив обеими руками.
А он, чуть помедлив, поддается властному гипнозу. Поднимается со скамьи. Спускается по ступенькам и тоже выходит на освещенный луной круг. Медленно, словно во сне, он подходит к Юлии и… сгибается пополам, приставив к голове руки с выставленными вперед указательными пальцами. Да ведь это — рога! Юлия хохочет, довольная его выдумкой. И они начинают танцевать вместе.
Теперь они носятся по огромному песчаному кругу вдвоем, смеясь, изредка вскрикивая от восторга и шумно дыша. Юлия по-прежнему изображает матадора, а он, конечно же — быка.
