Ненавидел их всех. Сейчас, когда Вяземский снова был рядом, остро чувствовал, что не прошло ещё ничего, что не зажило, не отпустило.
Хуже, сука, шрамов. Те хоть затягиваются.
— Что с ребенком? — следующим ударом сломал нос. Вяземский взвыл, а потом вдруг захохотал, как безумный:
— Ребенок? Ребенок… Сбежала твоя бедная Лизавета, чтобы не рожать от тебя ублюдка.
Дальше я не помнил: молотил его, превращая лицо в кровавое месиво. Глаза застилало от ненависти, от мысли о том, что Белоснежка могла на аборт пойти и избавиться от моего ребенка.
Не знаю, кого в тот момент ненавидел больше. Ее, Вяземского, себя.
Оттащил меня Анвар. Ему тоже попало, но он стерпел:
— Брат, остановись, брат! Не трогай эту гниду, нам ещё узнать надо все!
Я дышал тяжело, грудь вздымалась, сердце стучало бешено. Как зверь, желание убивать и рвать врага, больше ничего.
Но я сдержался. Через силу, кулаки сжимая.
Отошёл от Игната, потерявшего сознание. Ребята его подвесили за руки на крюк, подняли над землёй. Исмаил водой плеснул в разбитую рожу, чтобы Вяземский пришел в себя.
— Разберитесь с ним, — я вышел на улицу, вытирая руки от крови врага салфетками. Сентябрь уже, пасмурно было, темнело. Вдоль гаражей темно, собаки лают где-то вдали. Над головой небо, чёрное, с россыпью звёзд. Задрал голову, его разглядывая, достал сигареты из пачки. Затянулся глубоко, чтобы дым до самой глубины лёгких дошел.
— Он раскололся.
Анвар подошёл тихо. Встал рядом, тоже затянулся. Стоим, курим, вслушиваясь в тихую осеннюю ночь. Стоны из гаража не доносятся, Игната не слышно.
Я докурил, бросил окурок под ноги, раздавил ботинком.
— Говори.
— Это Чабаш оружие заказал у Игната.
Я грязно выругался.
Мы почти не пересекались. Жили в разных городах, нас разделяли десятки километров. Но тех, кто занимался крупными закупками оружия, так или иначе, приходилось знать. Так какого лешего Чабаш пошел на меня?
— Убью его, — с холодной ясностью сказал Анвару. Он мне положил руку на плечо:
— Брат, нам в тот город дорога закрыта. Ты же знаешь, кто там держит все. Только приедем, сразу на ножи положат.
— Какая-то сука будет пытаться нас опрокинуть, подставить, а мы сожрем? Да каждая шавка после этого решит что так можно обращаться с Шерханом!
Я его руку с плеча скинул и пошел к машине, печатая шаг.
Сам не знал, куда тянет. Разогнался и помчался по городу, выжимая почти до двухсот. Мотор ревел, а мне мало было.
Белоснежка так и не нашлась. Мы людей гоняли, ища ее вместе с дядей, а она сбежала от него. И неизвестно, где ее искать.
Как вспоминал слова Игната, так кровь глаза застилала. От меня, значит, рожать не хотела. Княжна, мать ее, поломойка в штопаных трусах. Найду, мало ей не покажется.
Домой приехал под утро. Дом, пустой, встречал меня темными окнами. Поднялся в ту комнату, где Белоснежка жила. После ее побега все здесь разгромил, ничего целого не осталось, ни мебели, ни вещей.
Только шмотки ее не выбросил. Так и остались висеть, как напоминание о собственной слабости.
В дополнение ко всем отметинам, которые Вяземские мне нанесли.
И снова я собрал всех своих людей и велел носом рыть в поисках Белоснежки. Беременной или нет. Убью ее лично, если она на аборт пошла.
Раньше мы ее с дядей искали, но гниде этому Чабаш помогал. И если бы он обратно в наш город не сунулся, мне бы выцепить его не удалось.
Это бесило: со всеми своими связями, с проплаченными людьми, я не мог найти одну единственную девчонку. Как ей удавалось скрываться полгода, для меня оставалось загадкой.
Настроение портилось с каждым днём. В ресторан не ездил, после того как швырнул стул в стену, на глазах у гостей. Кровь кипела, зверь во мне требовал выхода эмоциям, но я никак не мог его успокоить.
Сидел дома, накачиваясь виски. Утром седьмого дня подошёл к зеркалу. Пьяный уже с утра. Рубашка мятая, когда менял — не помню. Щетина отросла, уже почти борода. Рожа мятая, взгляд мутный. По дому голые девки ходят, ни имен не помню, ни как трахал.
Лику, певичку свою, в очередной раз нахрен послал.
Б**ть, так дело не пойдет. Умылся холодной водой, выгнал баб из дома, смахнул со стола в мусорку стройный ряд бутылок, окурки.
Мыслить ясно ещё не получалось, но дальше падать уже некуда, дно там.
Раз оступишься, упустишь из виду свою команду, сожрут тут же.
Достал телефон, пропущенных накопилось до хрена. Больше всего от Анвара.
— Ну чего тебе, — башка болела с перепоя, но свежий воздух, который тянул из открытого окна, помогал не раскинуть до конца.
— Шерхан, племянница нашлась.
Я замер, сжимая трубку. Анвар помедлил, точно решимости набирался:
— Ее с Чабашем видели.
Ещё немного — и от телефона только куски пластика остались, так сильно я в трубку вцепился. Отбросил его на стол, провел рукой по щетине.
— Ну что, Белоснежка, держись. Шерхан на охоту вышел.
Глава 5
Лиза
Отмытая ночью кошка поутру оказалась такой белой, что моя темная комнатушка казалась наряднее и светлее.
— Снежинкой будешь, — тут же решила я.
Ночью мне Шерхан снился. Как будто стоял за окном, что вовсе удивительно — я живу на втором этаже барачной двухэтажки, и на меня смотрел. И я хотела прочь от него бежать, да только сил нет, ноги не слушаются, и под гипнозом его взгляда поневоле делала шаг за шагом вперед, к нему…
Сейчас к окошку я подошла с опаской — но там пусто. Конец сентября, дождь моросит, скоро холодно совсем станет, а у меня окно щелястое… Вот о чем нужно думать, а не о мужчине, который разрушил всю мою жизнь.
Людка не звала меня пить чай, и скоро я поняла, почему. Она спала в коридоре, перегородив мне путь в ванную. Работать она работала, но в выходные дни давала себе воли и ни в чем себя не ограничивала.
— Люда, — попросила я. — Пусти меня в ванную.
— Не страдай херней, — чётко сказала Люда, перевернулась на другой бок и дальше уснула.
Умываться пришлось на кухне. Я сидела и смотрела газету с объявлениями о работе, мой телефон интернет не тянул, да и не очень я и разбиралась в мировой сети — бабушка считала, что молодой девушке это не нужно, а сейчас и научить некому. Уже поняла давно, что без документов можно устроиться только на самую черную и низкооплачиваемую работу, вздохнула, перелистнула страничку, и тут Снежинка заорала. Не закричала, а именно заорала, протяжно, низко. А она все утро себя вела странно — бегала по комнате, словно спрятаться хотела.
