А он и вправду танцевал. Я его таким и не видела никогда, замерла, восхищённо вглядываясь. Таким грациозным он был, так ему шел этот танец, красивый, смелый, четкий.
А потом к Шерхану его отец вышел, и тоже танцевать начал. И Анвар тоже.
И ещё кто-то из его ребят, и ещё. Иман хлопала в ладоши, улыбаясь, а я ее к себе прижимала. А потом пошла с гостями своими здороваться.
— Лизкаааа, — Люда, с бокалом в руках, обняла меня за плечи, — счастливая ты! Я так за тебя рада!
— Спасибо, — улыбнулась я, — и за то, что приехала.
— Такое событие грех пропустить. Тем более, с таким красавчиком рядом, — она повернулась к Чабашеву и подмигнула ему. Давид хмыкнул:
— Польщён, леди, вы прекрасны, спору нет, но сегодня я предпочитаю крепкие напитки и одиночество.
Людка фыркнула:
— Слыхала? Вот из-за таких потом у нормальных баб комплексы вырастают.
— У тебя для этого не одной причины, — улыбнулась я.
После танцев гости все за столы расселись. Дочку ближе к вечеру мама Имрана пошла укладывать в кроватку. С ней мы, пусть и не сразу, но общий язык нашли, начали уважать друг друга, и Иман бабушку любила очень.
— А теперь, пока все ждут торт, предлагаю слинять, — Имран положил мне руку на колено, приподнимая подол платья.
— Неудобно, — замялась я, — гости, родня..
— Ничего, они едят и веселятся. А у нас с тобой брачная ночь по плану, переходящая в утро.
Он поднялся, протягивая ладонь, и подмигнул заговорщески.
И я пошла за ним следом.
***
Чабаш
Мелкая уже бегала. Платье пушистое, носочки кружевные, все дела. А белобрысая какая, ужас просто, глазищи голубые в пол-лица, бантики на голове, кудряшки блондинистые.
— Плилет, — сказало мне белобрысое чудо и уставилось любопытно.
Я растерялся. Чужие дети, конечно, растут быстро, но я не ожидал того, что Иман уже может произносить слова, причём понятные.
— А ты точно имеешь к ней отношение? — осторожно спросил я у Шерхана. — Ты себя в зеркало видел вообще?
Он здоровый, меня даже выше, глаза чёрные, руки мускулистые в татуировках, Иман в его руках кажется нарядной куклой.
— Щас плюну на законы восточного гостеприимства и вон выставлю, — обещал он.
— Ладно, ладно, — покладисто согласился я. — Где там твоя женщина…
Уже сколько лет знакомы, а ревновать продолжает, видимо, по привычке. Я прошел через комнаты первого этажа большого дома и тихонько постучался в спальню. Сегодня Лиза гостей принимает полулежа, и ей это простительно.
— Заходи, — позвала она.
Сидит на кровати поджав ноги. Любуется. Я подошёл и тоже принялся рассматривать внимательно. Младенец, как младенец. Этот точно на папашу будет похож. Волосы на макушке уже темненькие, рожа насупленная и даже как будто немножко злостная.
— Красивый, правда?
— Он просто восхитителен, — кивнул я и в кресло сел. — Ты же не заставишь меня его держать?
— Давид, ты не изменяешь традициям, — мягко засмеялась Лиза.
Маленький Имранович, каюсь, как его назвали я уже забыл, на меня зыркнул сердито, а потом рот открыл и начал орать. Удивительно громко, для существа, которому и пары недель ещё нет. Лиза на руки его взяла, отвернулась и приложила к груди. Подумать только, ещё недавно её муж готов был меня убить, а теперь приличия, как другу семьи, позволяют рядом находиться в такой интимный момент.
Самого кормления мне не видно, только кусочек темноволосой детской макушки и маленькую ступню, которой ребёнок зачем-то дёргает. На меня быкует, догадался я, точно, весь в папашу.
Смотрю на них, и неожиданно горько вдруг стало. Потому что понимаю — у меня такого не будет. Ни милой Мадонны жены, ни маленького, злобного, но все равно милого младенца.
— Уснул, — шепнула Лиза и Имрановича осторожно уложила на кровать.
Я почувствовал неожиданную неловкость, все же лишний я на этом празднике жизни, не стоило приезжать.
— Я тебе подарок принёс, — сказал я и положил на колени Лизы конверт. — Только мужу не говори, пока я от города не отъеду километров на сто, а лучше на двести.
Открыла. На бумаги смотрит, потом на меня, снова на бумаги.
— Но…зачем?
— Так правильно будет. Женщина не должна надеяться на одного лишь мужчину, у тебя должны быть свои капиталы.
В конверте акции. Десять процентов акций завода, который восстановлен и сейчас работает в полную силу.
— А ещё, Лиз… Ты не мучай больше ни себя, ни Имрана. Мать твою точно дядя убил, то и без разбирательств было ясно, ему над тобой нужна была опека, наследство. А отец… Игнат первым стрельбу открыл. Шерхан зелёный тогда юнец совсем был, пороха не нюхавший, все на него повесили. Лиза, не убивал он твоего отца, это Игнат.
Лиза вдруг бросилась ко мне, обняла, чего я совсем не ожидал, порадовался только, что Шерхан не видит. А ещё с горечью подумал о том, что никто точно не знает того, что было в тот вечер, больше десятка лет прошло, и одна моя небольшая ложь никому не повредит. Зато может сделать счастливей одну маленькую семью. Какая, нахер разница, что тогда случилось, если Лизка обнимает меня и ревёт счастливо?
— Женись, — шёпотом попросила наивная Белоснежка, которая верила в людей, в счастье, в любовь. — Найди ту самую, женись, хочу и твоего сына нянчить.
— Это трудно выполнимо, — горько усмехнулся я. — Я пойду, хорошо?
Иман играла куклой, которую я ей притащил. Играть было сложно, потому что кукла с неё размером, но девочка не сдавалась, упертая. Может и есть что в ней от папаши…
— Спит? — спросил Шерхан про младенца.
— Спит, — кивнул я. Посмотрел на Снежинку, что дремала возле Иман, не обращая внимания на шум, и решился вдруг сказать, — ты береги Лизу. В моей жизни тоже была девочка с котятами. Упустил.
Он хотел сказать что-то, но лишним было бы, так же как и моё ненужное откровение. Остановил его жестом. Вышел. Машина стоит у дверей, заведена и готова уже. Но мне пройтись хочется, уложить мысли. Иду, благо дом у Шархановых в центре, и путь мой лежит по тихой тенистой улочке, застроенной старинными домами. Иду, а машина вслед едет, охрана не спускает с меня глаз ни на миг.
Впереди припаркована бабская яркая машинка, и девушка, склонившись, достаёт кучу пакетов из багажника. Ничем непримечательная картина. А потом девушка выпрямляется, струятся по плечам волосы вкусно-шоколадного цвета, и такая знакомая лёгкость в её движениях, что мне на миг перехватывает дыхание. Но она поворачивается лицом и понимаю — показалось.
— Девочка из прошлого, — прошу шёпотом, затягиваюсь глубоко, горький дым щекочет горло изнутри. — Не мерещься больше, пожалуйста.
