Потерянная и вымученная, девушка вытащила из заднего кармана джинсов резинку, собрала волосы в хвост и умылась с мылом, смыв остатки макияжа. Кожу тут же стянуло. Мыло оказалось дешевым и резким, вовсе не предназначенным для ухода за нежной кожей лица… Она вспомнила про крем для рук в сумочке, но, глянув на себя в зеркало еще раз, понуро опустила глаза. Какая теперь, к черту, разница? Сил бороться у нее не было, во всяком случае сейчас… Она не чувствовала в себе больше той бьющей через край энергии, которая когда-то двигала ее вперед — покорять новые вершины… Возможно, это было то самое убеждение, что он ее любит… такой мужчина, как Лука… Теперь остались лишь усталость, боль, безразличие ко всему и разочарование…
Вернувшись в палату, Елена положила телефон обратно в карман пиджака, уже особенно не заботясь о том, чтобы не быть замеченной, и опустилась в одно из кресел, задумчиво глядя в темноту. Сейчас ей уже казалось, что она всегда это знала — он изменял ей. Изменял постоянно. У него для этого было предостаточно возможностей. Он без конца мотался по командировкам, задерживался после корпоративов и деловых встреч, иногда просто приходил поздно как ни в чем не бывало. Нет, никаких женских волос, следов помады, посторонних запахов она никогда не обнаруживала… Он в принципе всегда держался и объяснялся весьма достойно, и ей не хотелось ломать это взаимное уважение, устраивать сцены, истерики, бросаться оскорблениями, обвинять в том, чего не могла доказать… К тому же подспудно она знала, что с ним все это было бы бесполезно. Лука не терпел, когда на него давили и не потерпел бы, чтобы с ним вели себя неуважительно. Что ж, она и не вела… и получила теперь то, что получила… Вот вся его благодарность за эти годы самоотдачи, когда она иной раз не чувствовала себя собой, не ощущала себя в своей тарелке, не понимала, что она делала рядом с ним в том обществе, в котором он вращался… Эти толстосумы, наглые, самовлюбленные властелины мира, обсуждающие дела, к которым она никогда не имела никакого отношения… Эти по сути скучные и бессмысленные для нее люди, которые не разделяли ее ценностей и интересов, потому что были хищниками в этом мире, тогда как она была всего лишь сошкой под их ногами с ее интеллигентностью и стремлением к внутренней гармонии и саморазвитию, а вовсе не к власти и богатству.
Елена попыталась представить себе, как отреагируют на новость об их разводе мать и отец… Посыпятся упреки в духе «а я тебе говорила» и бесконечные оскорбления в адрес человека, которого она искренне считала своим солнцем, своим небом, своей землей… надежной опорой и идеалом, до которого она никогда не дотягивала. От этих романтических бредней стало противно. Сколько можно было витать в розовых облаках? «Ты пока что многого не понимаешь, моя девочка… Но это просто так не забудется, поверь». Не забудется, это точно… Она никогда не забудет, как ее завоевывали, как ее умело околдовали, как легко для нее создали иллюзию любви, в которую она поверила, потому что была слишком неискушенной и никогда не попадалась в руки опытных любовников, опытных соблазнителей, опытных мужчин…
Сейчас она прекрасно понимала, что ее всегда пугало в Луке… Это был его порочный взгляд, полный темных желаний. Он подавлял их, чтобы не отпугнуть ее, но они всегда были там, облизывались, ухмылялись, глядя на нее, источали тлетворные обещания и выдвигали непристойные требования, на которые она никогда не посмела бы откликнуться… Он смотрел так на нее иногда во время секса, будто бы забываясь. «Смотри мне в глаза, когда я тебя трахаю… Смотри в глаза, когда кончаешь…» — жарко шептал он в губы, нависая над ней и доводя до сладкого беспамятства. Она пыталась ответить на его взгляд, но не выдерживала. Он подавлял ее. Ей было стыдно. И потом она всегда интуитивно чувствовала его разочарование, просто он умело его скрывал, и она отмахивалась от этих мыслей… ей было неловко даже думать об этом.
Из черной бездны воспоминаний вырвал яркий свет. В комнату вошла медсестра с металлическим подносом.
— Извините, вечерний укольчик, — объявила она громко. Увидев жмурившегося сонного отца в обнимку с дочерью, она на миг задержалась на месте, но все же не надолго. — Да у вас тут сонное царство! Вы бы не волновались так… ехали бы домой… Мамочка ваша, должно быть, уже устала целый день-то на дежурстве… Да и вам как следует выспаться не помешает. — В голосе медсестры слышалась доброжелательность и заряд бодрости, но все это лишь раздражало Елену.
Лука спросонок ответил нечто бессвязное, но встал и аккуратно переложил Еву поудобнее. Она толком не проснулась даже, поэтому медсестра сама откинула одеяло, спустила ее пижамку и аккуратно уколола.
— Ой, — пискнула Ева, но тут же натянуто улыбнулась сквозь сон. — Я больше не боюсь, уколов, пап… — пробормотала она, пряча лицо под одеялом и зевая.
— Ты моя умница… — с тяжелым сердцем похвалил он, погладив ее по голове, и, пытаясь прийти в себя, потянулся и принялся одергивать закатанные рукава рубашки.
Медсестра еще что-то ему сказала. Он ответил. Елена наблюдала за ними, так и не поднявшись с места, чувствуя себя отсутствующей и ничего не значащей. Только обрывочные мысли всплывали в голове. Эта медсестра была молодой, симпатичной и очень уж с ним любезной и разговорчивой. Интересно, медсестер он тоже трахал, поэтому эта так стелилась и улыбалась, даже не замечая присутствия жены? Может, он всех здесь перетрахал, поэтому вся больница бегает перед ним на задних лапках?.. Губы дрогнули. По щекам вновь потекли предательские слезы, и она резко стерла их злым остервенелым движением. Еще чего не хватало, рыдать тут, как какая-то слабачка! Она больше не позволит обращаться с собой так!
Елена резко встала и скрестила на груди руки.
— Могли бы и не включать верхний свет. Ребенок уже спал, — резко вставила она, даже не слушая, что сейчас обсуждали эти двое.
— Извините, — откликнулась медсестра, обернувшись на нее. — Так положено.
— В следующий раз думайте, что делаете, — не стала смягчаться Елена.
Бойкая девушка промолчала, но недовольно поджала губы. Пока она выходила, Елена стояла, приподняв подбородок, и провожала ее ледяным взглядом.
— Черт, который час… — отрешенно спросил Лука, ничего не замечая вокруг. — Может, ты поведешь?
— Я собиралась остаться здесь на ночь. На такой персонал оставлять ребенка нельзя, — отрезала она.
Свет уже вновь погасили, и теперь они стояли в темноте. Лука, к счастью, вновь не мог видеть ее лицо, а голос, вроде бы, ее не подвел.
— Лен, в этом нет никакого смысла. Ты же устала… сама хотела завтра ехать на фирму… Не нужно себя загонять. У нас еще столько испытаний впереди. Побереги силы.
Его голос звучал не то чтобы очень мягко, он всегда будто приказывал свысока, но все же она привыкла слышать в нем заботу любящего мужа и отца. Сейчас она больше ее не слышала, да и не хотела слышать. Лицемер. Он был мерзким лицемером, которого гораздо больше волновала какая-то Кристина… «Ты пока что многого не понимаешь, моя девочка… Но это просто так не забудется, поверь». В этих двух предложениях чувствовалась не простая интрижка, а целая история… и от этого становилось лишь противнее… Где-то его ждала эта Кристина, а он сидел тут с ними, отрабатывал долг семейного человека, но думал совсем о другой…
