В один прекрасный день, после очередного скандала, отец ворвался в его спальню, приказав выломать запертую дверь и настежь распахнув шторы и окна. Нещадные лучи солнца осветили лицо беспробудно спящего молодого мужчины, постепенно выжигая на бледной щеке красное клеймо, будто отметину от пощечины. Старый князь никогда не отличался терпением, да и такой мелочи, как ожог, он и не подумал придавать значения. Отличаясь небывалой силой для своего возраста, он схватил хмельного повесу за грудки и без особых усилий потянул его в ванную, чтобы там облить ледяной водой. Яркие солнечные лучи полосовали кожу вампира в прорехах порванной разгневанным отцом рубашки, сначала вызвав красноту, потом жуткие желтые волдыри. Вырвавшись из крепкой отцовской хватки, молодой человек метнулся в темный угол, за шкаф, прикрывая руками лицо и сползая на пол спиной вдоль стены. Из груди начало вырываться звериное рычание. Князь отступил, изумленный диким поведением сына и только теперь заметил ожоги на его руках…
Кажется, именно с этого случая и началось разоблачение его тайны… К нему был призван лучший врач, с которого была взята клятва о неразглашении, но сплетни о странной болезни одного из самых завидных женихов Петербурга уже было не остановить… Все, будто сговорившись, тут же припомнили и другие особенности в его поведении… Он практически не ел, еще меньше — выпивал, он никогда не выходил на улицу днем, у барышень, с которыми он развлекался, очень часто обнаруживали недуг, вроде малокровия… Отец, конечно, не верил во всякую мистическую чушь и призывал его к ответу, но Ник молчал, по сути не зная, что говорить… Его жизнь была на волоске, его репутация, его перспективы, его светлое будущее… Кем он теперь мог стать?! Вечным кутилой?! Как военная, так и государственная служба требовала полной отдачи, постоянной доступности двадцать четыре часа в сутки… Даже выгодный брак теперь едва ли ему светил, если все сочтут, что он страдает от какого-то тяжелого наследственного заболевания… На что ему была нужна вечность, если он никак не мог ей насладиться?!
Пока ожоги бесследно не излечились, молодой князь днями не покидал своих всегда плотно зашторенных покоев.
По ночам же мрачной тенью слонялся он по огромному особняку, ввергая в ужас слуг, иногда уходя куда-то и возвращаясь через пару часов. Отец избегал его, даже уехал по делам в другой город, но когда вернулся и потребовал к себе Никиту, в его надменном взгляде читалась решимость. Он уже договорился о женитьбе сына на молодой графине, чье приданое исчислялось миллионами, крупными земельными владениями, роскошным загородным имением и дворцом под Петербургом. О более выгодной партии и мечтать было нельзя. К тому же она была юна, красива и еще не выходила в свет и не прониклась его пороками. Никита выслушал его с полным безразличием, а затем встал и двинулся к выходу, лишь коротко бросив через плечо: «Делайте, что пожелаете, отец».
Дело не стали откладывать в долгий ящик. Уже через пару дней сумрачным морозным утром молодой князь с отцом нанесли визит вдовствующей графине и ее дочери. Первые два часа Никита откровенно скучал, попивая чай в салоне высокомерной, слишком открыто для утреннего часа разодетой дамы, поглядывающей в его сторону с неприличной заинтересованностью. Любительница балов, маскарадов, скачек и прочих видов увеселения, включая флирт и интрижки с самыми блистательными мужчинами высшего общества, она, казалось, ловила взгляд молодого князя, пытаясь угадать в нем те же признаки порока, которые источали ее глаза. Но молодой человек упрямо отводил взор, держался строго и неприступно, мало говорил, ничего не ел, откровенно скучал.
— Что ж, — наконец, произнесла она мягким, тягучим голосом, — вижу, молодой князь заскучал. Думаю, пришло время познакомить его с невестой. Как вы считаете, Ваша Светлость? — обратилась она к отцу Никиты. Тот едва заметно царственно кивнул. Никита с трудом подавил зевок.
Прошло еще не меньше получаса, когда в залу наконец-то вошла юная особа в бело-розовом облаке роскошного, как и у матери, не слишком целомудренного платья. Возможно, она успела взглянуть на Никиту, пока тот сидел боком и не обращал на нее внимания, но, стоило ему повернуться, она резко опустила голову и больше не поднимала взора ни разу, даже когда прошла на свое место, уселась рядом с матерью и вполне сносно отвечала на вопросы отца о своем образовании, умениях и интересах. Тоска и безразличие еще не отпустили Никиту совсем, но любопытство и похоть уже начинали подниматься внутри, заставляя нервно сглатывать, облизывать губы и подавлять чуть сбившееся дыхание. Наверняка, многоопытная и искушенная мамаша заметила его интерес. Именно поэтому, спустя некоторое время, она вдруг заявила, что не против оставить молодую пару наедине. Никита почувствовал, что краснеет. Нет, вовсе не от смущения. Оно давно было ему неведомо. Возбуждение обуяло его с такой силой, что невозможно было дышать. В мыслях невольно всплывали самые пошлые желания и фантазии, горло перехватило, губы пересохли. Это была лихорадка, от которой била внутренняя дрожь, и излечить которую можно было только одним способом — полностью овладев предметом похоти и познав с ним все грани разврата.
Едва двери закрылись за родителями, девушка испуганно вскочила с дивана и метнулась в сторону, но все же остановилась, замерев трепещущим на ветру нежно-розовым цветком пиона посередине огромной залы. Видимо, смогла почувствовать, в какую опасную ловушку угодила. Никита тоже встал, неторопливо приблизившись и обходя свою новую добычу кругом. Стук его каблуков об инкрустированный паркет гулко отдавался в огромном помещении, как и сладостный звук ее учащенного горячего дыхания в его голове. Свет пасмурного зимнего утра, льющегося в огромные окна, слегка слепил и раздражал глаза и кожу, но все же не вредил всерьез и не мешал рассматривать это совершенство. Он окутывал ее серебристой прохладой, превращая в полупрозрачную куколку из фарфора. Стянутая корсетом и откровенно декольтированная грудь юной графини, совсем еще молоденькой девушки, буйно вздымалась, белые обнаженные плечи чуть дрожали, тонкие изящные руки сжались спереди в замок, щечки пылали. Ее темно-шоколадные густые волосы даже не были убраны во взрослую прическу, их просто разделили на прямой пробор и завили крупными локонами, которые тяжело пенились, обрамляя шейку.
— Ты очень хороша, — прошептал Никита, бесцеремонно проведя тыльной стороной ладони по ее руке, затем по шее. Кожа оказалась прохладной и бархатистой. Девушка вздрогнула, как от ожога, когда его пальцы коснулись груди над вырезом. Видимо, хотела отпрянуть, но не посмела, лишь ниже наклонив голову. Никита улыбнулся и убрал руку, но сам не отодвинулся. — Что ты думаешь о нашем браке, запланированном родителями?
Юная графиня сглотнула, не в состоянии ответить сразу из-за спазма в горле.
— Я считаю, что этот брак разумен и выгоден, Ваша Светлость, — учтиво выговорила она, как по шпаргалке.
— Для тебя или для меня?
— Для нас обоих.
Никита рассмеялся.
— Очень разумный и взвешенный подход для ребенка, которому едва исполнилось восемнадцать… Уверена, что это твое мнение, а не твоей маменьки?
— Вы думаете иначе? — слишком быстро отреагировала она, кажется, задетая его смехом и скептицизмом.
