— Огонь-девка, — прокомментировал Кабан появление этой дамочки. — Феникс кликуха. И лучше ее никогда не злить. Конкуренток она не терпит.
— Никакая я не конкурентка, — устало и зло огрызнулась Марьяна.
— Кто знает… — усмехнулся Кабан и открыл перед ней заднюю дверь джипа.
ГЛАВА 4
Марьяна думала, что теперь ее жизнь изменится настолько кардинально, что она просто не сможет с этим жить. По началу воображение рисовало перед ней нечто пугающее и маргинальное, но на деле все вышло банальнее некуда. Лгать родным оказалось не так сложно, со временем это даже получалось все более мастерски. Воровать кошельки и отдавать деньги и документы каким-то курьерам тоже было делом нехитрым. Иногда даже курьером оказывался Кабан, и тогда она могла перекинуться с ним парой приветливых слов и получить от него какую-то поддержку и советы. Именно он намекнул ей не валять дурака и почаще выходить на дело, если она хочет быть на хорошем счету и не попасть в какие-нибудь неприятности. Ослушаться она не посмела и регулярно передавала каким-то незнакомым паренькам, которых находила по наводке в разных местах, все новые и новые доказательства своего трудолюбия и преданности. Если серьезно, то двигал ей практически только страх и ничего, кроме него. Страшные руки Паука, его грубые окрики и угрозы, заброшенный пионерский лагерь где-то за городом, толпа воров, убийц, наркодилеров и сутенеров, которых ей посчастливилось там повстречать, а также отвратительно притягательный и потому вдвойне опасный главарь этой банды едва ли когда-нибудь могли полностью стереться из ее памяти.
Она точно знала одно — для нее же было бы лучше никогда больше с ним не встречаться лично, ну или по крайней мере самой не стать причиной их встречи. Может быть, когда-нибудь эта часть ее жизни благополучно закончится, она ни разу не попадется, и банда ее отпустит… Она забудет все, как страшный сон, и эти люди навсегда забудут о ней, посчитав, что она уже достаточно расплатилась за свою ошибку. Ха… верилось в это с трудом, но особого выхода у нее не было.
С тех пор, как ее впутали в эти темные дела, уже прошло полгода. Ничего особо не менялось, только сумма на ее счету потихоньку росла. Марьяна знала, что когда-нибудь она всем им очень пригодится, а пока что оставалось только надеяться, что у сестренки хватит сил выдержать ударные дозы химии и облучения до того, как они сумеют найти ей донора и организовать операцию…
Весна только вступала в свои права, но сегодня день уже был по-настоящему теплый и солнечный. Птицы уже оглушали своим нескончаемым звоном, особенно по утрам. Со дня на день деревья нельзя будет узнать — голые ветки как-то разом, вдруг, покроются клейкими зелеными листочками, можно будет не носить куртку и перейти на платья, юбки и шорты. Даже мрачноватые дворы их домов немного преобразятся. Ограждения и скамейки выкрасят свежей яркой краской, на улицы массово высыпет детвора.
Сегодня был выходной, и Марьяна с полным правом могла бездельничать, лежа на своей кровати и читая книжку. Настя тоже смотрела какой-то журнал, но уже не раз поглядывала на сестру с любопытством, видимо, желая и не решаясь о чем-то ее спросить. Наконец, терпение ее лопнуло, она спустила с постели ноги в розовых носочках, покусала в нерешительности губу и громко вздохнула.
— Может, расскажешь, как у тебя с ним? — Вопрос был довольно предсказуемым и не слишком приятным для Марьяны. Он означал, что ей так или иначе снова придется врать, иначе ее легенда, шитая белыми нитками, расползется по швам. Девушка бросила на младшую сестру поверх книги взгляд с упреком.
— Ты спрашивала совсем недавно… — попыталась отделаться малой кровью она.
— А ты практически ничего не рассказала… — совершенно справедливо парировала Настя. Как правило она умела быть настойчивой. И если уж кто-то ее и вычислит из родных, так только эта хитрая лиса…
— Это потому что я уже давно рассказала все самое интересное и добавить больше нечего… — Марьяна все еще пыталась защититься, хотя уже отложила в сторону книжку, понимая, что почитать ей в ближайшее время больше не дадут.
— Я думала, что между парнем и девушкой постоянно происходит что-то, чем можно поделиться с лучшей подругой и уж тем более сестрой… — Кажется, в этих словах уже звучала искренняя обида, и Марьяна слегка вспылила.
— Настя… Ты мной опять манипулируешь!
— Возможно! Потому что мне любопытно! Ты стала скрытной! Часто уходишь не понятно куда… Тебе постоянно звонят… И я беспокоюсь!
— Я просто имею право на свою личную жизнь!
Выпалив последнюю фразу и понимая, что обе они уже перешли на повышенные интонации, Марьяна сдалась, как всегда чувствуя себя виноватой. Во-первых, беспокоиться действительно было о чем. Самый близкий человек не мог этого не чувствовать. Родители были не в счет. Они и так вечно были замотаны делами и работой, а вот всегда находящаяся рядом сестренка просто не могла не чувствовать неладное. Во-вторых, возможно, эти рассказы немного заменяли больной девочке реальную жизнь, которой у нее самой не было и в ближайшем будущем не предвиделось. Последние несколько лет она находилась либо на заочном, либо на надомном обучении, поэтому даже толком не имела друзей и подруг, с которыми можно было бы поболтать о всякой чепухе и поделиться наболевшим. Понимая, что отступать дальше — чревато, Марьяна тяжело вздохнула.
— У него… сложный характер… Мы много ссоримся в последнее время. Он совершенно не оставляет мне права выбора… Только указывает, что и как я должна делать… Это утомляет, знаешь ли… И говорить об этом постоянно неприятно… — Выдавая очередную порцию лжи во благо, девушка, конечно же, даже не смотрела в сторону своей собеседницы.
— Хм… Сколько, говоришь, ему лет? — голосом заправского эксперта по семейным отношениям уточнила сестра.
— Двадцать семь.
— Ну… тогда чего ты хотела? Он уже состоявшаяся личность и, конечно, считает себя в праве командовать какой-то девчонкой, тем более такой как ты.
— Такой как я?
— Да! Ты же сама вечно пытаешься всеми управлять и задираешь нос, как будто бы знаешь все обо всем на свете! И еще ты стала слишком мрачной и серьезной… На самом же деле ты просто капризничаешь очень по-детски. Это, знаешь ли, бесит… — Настя недовольно надула губки, видимо, припоминая какие-то свои накопившиеся обиды.
— Вот спасибо… — ошарашенно выдохнула Марьяна. — Я думала, ты будешь на моей стороне…
— Я всегда на твоей стороне, — рассудительно заметил ее юный эксперт. — Но ведь правда! Ты стала такой категоричной и вредной, что сил нет!
— Я подумаю над этим… — невесело согласилась Марьяна и отвернулась к стенке, свернувшись калачиком. В мыслях тут же всплыл тот самый образ ее несуществующего бойфренда, о котором она всегда думала, когда пыталась обмануть сестру. Он всегда врывался без спросу, заполнял собой все и мучил, мучил, мучил своей недоступностью, своей опасностью, своим равнодушием и невозможностью в принципе каких-либо отношений между ними. Это был Барон. Вернее, воображаемый Барон, такой, каким его себе нафантазировала сама Марьяна, когда ей в голову пришло объяснять свои частые прогулки и телефонные разговоры наличием у нее молодого человека. Теперь даже сама эта идея злила ее, ведь она так явно демонстрировала ее собственную слабость и наивные чувства. Он ведь всего лишь посмеялся над ней, порезал ей шею, толкнул, а она, выходит, сохнет по нему, как какая-то малолетка. Воспоминания о его шепоте, его прикосновениях, его темных змеиных глазах вызывали трепет и жар, и томительную тяжесть внизу живота, и еще боль в груди.
