Совсем близко от них двое здоровенных бугаев в черном протащили по полу раненого полуобнаженного человека или вампира. Его ноги бессильно волочились, из губ то и дело вырывался жалобный стон боли, на боку зияла глубокая кровавая рана: но широкую размазанную дорожку крови на каменных плитах оставляло, скорее всего, ранение шеи, которого не было видно из-за низко повисшей в бессилии головы со слипшимися короткими волосами. Чувствуя ужас девушки, Иван сжал ее крепче и потянул быстрее и увереннее, насильно протаскивая сквозь толпу предающихся отдыху и разврату гостей. Справа мелькнул черной пастью еще какой-то туннель, но явно запущенный и заброшенный, на полу виднелись следы обвала, лужи и мокрая грязь. Скорее всего, туда никто не ходил… По крайней мере, хотелось верить, что никто не творил там что-нибудь страшное, желая скрыться от чужих глаз. Сколько здесь было подобных мест, жутко было себе представить…
Спустя какое-то время они добрались до развилки, и Иван выбрал тоннель, ведущий направо. На следующей развилке тоннелей было три — метрдотель повел ее по центральному. Через несколько десятков метров они попали в огромный тускло освещенный круглый колонный зал, и тут Марьяна окончательно запуталась. Все запестрело перед глазами — люди, колонны, ходы и выходы, бесконечные лабиринты из мрачных тоннелей. Они вновь шли по широкому сводчатому проходу к настежь раскрытым деревянным воротам в средневековом стиле, но теперь толчея стала такой плотной, что двум охранникам приходилось пробивать им дорогу. Спереди слышались дикие крики восторга, сумасшедшие вопли толпы, оглушительный звериный рык, визг, рукоплескания, какая-то бьющая по ушам тяжелая музыка. Ничего не видя за чужими плечами, спинами и головами, Марьяна по гигантскому куполообразному потолку, который уносился ввысь на десяток метров, поняла, что они попали в огромное помещение, в середине которого, скорее всего, располагался ринг. Справа и слева от прохода возвышались трибуны, как на небольшом стадионе. В боковой стене трибуны оказалась едва заметная дверь, которую открыл ключом один из сопровождающих ее охранников. Иван подтолкнул ее в темный проход и прошел следом. Дверь за ними закрылась. Здесь их ждала полная темнота, и девушке пришлось полагаться на ночное зрение сопровождающих ее вампиров.
Топот чужих ног и крики зрителей над головой, деревянный настил под ногами, крутая винтовая лестница наверх — и вскоре на нее вновь обрушился рев толпы и свет — желто-красный, гнойно-кровавый, тусклый, но достаточный для того, чтобы рассмотреть все. Они вышли на небольшую площадку с ничем не покрытым металлическим полом, которая возвышалась над всеми трибунами и позволяла видеть ринг, как на ладони. Там, вроде бы, была в самом разгаре какая-то битва: и туда было страшно смотреть. Марьяна обвела взглядом так называемую ложу и выстроившиеся в ряды кресла с бордовой бархатной обивкой и позолотой на белоснежном резном дереве. Их роскошь совсем не гармонировала с общей атмосферой этого места — их сюда явно принесли из отеля. В самом центре восседал Алекс Бренер со своей дамой и еще какими-то вампирами или людьми… Иван сжал локоть девушки и потянул ее ближе. Сидевший рядом с Бренером тип что-то шепнул ему на ухо, и он заметил Марьяну, смерив ее глазами, а затем небрежно махнул левой рукой. Девушке в перламутровом платье этот жест, видимо, был понятен без слов. Она молча встала и удалилась. Марьяна с ужасом для себя заметила, как по ее спине, от шеи, стекает струйка крови, пропитав и, несомненно, испортив великолепную ткань платья.
Иван подвел ее к освободившемуся месту и, крепко придерживая руку, помог сесть, а потом ушел. Девушка невольно проследила за его удаляющейся фигурой, ища поддержки, но он исчез из поля зрения. Бренер, казалось, не обращал на нее никакого внимания, хотя от ощущения его присутствия совсем рядом било мощными разрядами электричества, кололо смертоносными ядовитыми иглами, горло сжимали невидимые тиски, и ее всю трясло от неприязни и страха. Взгляд невольно обратился к простирающемуся внизу рингу, и тут она вдруг увидела Ника. Он стоял на круглой, покрытой окровавленным песком площадке, как гладиатор после смертельной битвы, в черных кожаных брюках на широком старомодном ремне с увесистой металлической пряжкой, в высоких кожаных сапогах и с полуобнаженным окровавленным торсом. На плечах, руках и спине еще болтались ошметки какой-то ткани. Возможно, когда-то это была белая рубашка, но сейчас то, что от нее осталось, насквозь пропиталось кровью. Его лицо вытянулось и превратилось в морду зверя со страшной зубастой пастью, его желтые глаза сверкали безумием, голодом и злобой, все мускулы напряглись и надулись, будто увеличившись в размерах, а руки стали больше походить на когтистые лапы минотавра. Он издал дикий животный рык, на несколько секунд оглушивший всех присутствующих своими низкими гортанными раскатами, а потом грохнули восторженные вопли толпы, визг, рокот аплодисментов… Утопая в песке голыми ногами, к Нику виляющей походкой приблизилась девушка в алом платье с узким корсетом и свободно развивающейся до середины икры юбке. Она с поклоном подала ему огромный серебристый кубок. Он принял его с нетерпением, занес над собой и, закинув голову, опрокинул себе в открытый рот густую темную струю крови. Она текла у него по подбородку, по щекам, струилась по шее и груди, еще больше пропитала остатки рубахи и по кожаным брюкам стекала на песок к его ногам.
— Как тебе мое подземное царство, Марьяна? — чуть склонившись к девушке, непринужденно поинтересовался Алекс. — Сам вижу, что ты не в восторге. Хорошим девочкам тут нравится не сразу… разве что спустя какое-то время, когда познают некоторые прелести удовольствий… Впрочем, как говорится, хорошие девочки — это плохие, которых еще не успели застукать…
В его голосе звучала противная насмешка, но Марьяна вовсе не спешила ему отвечать, продолжая напряженно наблюдать за Ником. Только когда он неспешно ушел с ринга и скрылся в проходе между трибунами, она сухо бросила:
— Низкосортный клуб в затхлых катакомбах — не очень свежая во всех смыслах идея.
Владелец отеля лишь зашелся низким фальшивым смехом, который, хоть и звучал молодо, все равно по манере напоминал смех циничного старика, уже безразличного ко всему. Отсмеявшись, он вдруг фамильярно закинул руку на спинку ее кресла и придвинулся вплотную, обдавая своим жарким дыханием и ароматом дорогих духов.
— Как думаешь, сколько народу в этих катакомбах? — уже более спокойно вдруг спросил он, зачем-то прикасаясь к ее волосам, якобы их поправляя.
— Я… не знаю… — нехотя выдавила из себя она, совершенно не желая поддерживать разговор и вся сжимаясь и ощетиниваясь от его близости.
— Трибуны вмещают в себя до полутора тысяч. Это, конечно, не Мэдисон-сквер-гарден, но поверь мне, это золотая жила и прекрасное дополнение к отелю. Должны же где- то отрываться сильные мира сего, причем по полной, без каких-либо ограничений и оглядок на закон… Если кого-то нужно здесь приручить, выдрессировать или вовсе сгноить — я всегда к их услугам. Выживают только сильнейшие. За них я готов биться сам, лично, невзирая ни на чье мнение. Но такие в ваше трусливое время встречаются редко… А еще многие за любые деньги готовы купить бессмертие для своих детишек. Кто же откажется, чтобы твое дитя жило вечно и не старилось?! Ну а я тут и Харон, и Аид в одном лице… Символично, не находишь?
