— Я ретроград… — не стал возражать он.
— Тебе точно лет двести…
— Хорошо, если не пятьсот…
— Думаешь, в таком случае вспомнить все было бы… не тяжело? Я даже представить не могу, как можно жить с таким грузом воспоминаний…
— Пока не знаю… Но, говорят, древние — самые одинокие и изолированные от общества существа на земле. Что-то типа тибетских монахов-отшельников… а, может, даже что-то вроде антарктических микробов, живущих в озерах под километрами льда…
— Но… вы же и умираете тоже? Иначе мир был бы весь заселен вампирами…
— Очень даже часто… особенно, когда нас истребляют. Прожить больше ста пятидесяти лет — это уже большая удача…
— Ничего… ей хватит ста пятидесяти, — заявила Марьяна с мрачной решительностью, но ее голос все же дрогнул.
Никита лишь молча кивнул. Не желал он развивать эту тему. Даже думать пока не хотел о том, сколько проблем появится в его спокойной размеренной жизни из-за этих двух девчонок. Тем более статистика была вовсе не в пользу вновь обращенных. Одержимые и неопытные, они чаще всего попадались в руки правосудия, а затем прямиком к тем же охотникам, если за ними никто не присматривал.
— Если задуматься, вы все-таки довольно уязвимы… — рассудительно произнесла девушка, продублировав его мысли. — Я где-то читала теорию, что вампиру-одиночке выжить было бы практически невозможно… Нужны связи… Ну, даже та же донорская кровь… Откуда ты ее берешь в таких количествах?
— Я небедный человек, Марьяна… И могу себе позволить практически все, что угодно. Запас крови — первое, что обеспечивает себе любой вампир.
— И где же его возьмет моя сестра?
— О вновь обращенном заботится тот, кто его обратил… Так что первое время можешь быть спокойна. Ты права, очень многое решают связи и знание того, по каким законам живет наш мир. Я научу ее кое-чему, если…
— Если?
— Если она будет обучаема… — он тут же понял, что опять сморозил лишнего. Девушка рядом с ним отвернулась к окну и стала нервно теребить пальцы. — Не волнуйся… Шансы всегда есть, — добавил он, стараясь, чтобы это прозвучало убедительно. Только вот девчонка на соседнем сидении вовсе не была дурой. Неопытной и во многом, может быть, наивной, но все же любознательной, целеустремленной и… смелой… Она заслуживала того, чтобы с ней поступали честно… Никита вздохнул. Рука невольно потянулась к ее волосам. Захотелось заботливо поправить выбившиеся пряди и еще раз прикоснуться к этой нежной шелковой коже. Марьяна, конечно, дернулась, как дикий зверек. Никита вернул руку на руль.
— Хотел бы заверить, что меня не стоит бояться, но, к сожалению, не могу… Зато могу обещать тебе, что постараюсь сделать все от себя зависящее для твоей сестры…
— С чего вдруг такая щедрость? — не без оснований скептически пробурчала она.
— Разве не очевидно? Ты мне нравишься.
От его внимания не ускользнуло, что она вспыхнула от этих слов, но тут же закусила нижнюю губу, будто пыталась таким образом обуздать смущающие ее чувства.
— И все же… ты возьмешь за это плату…
— Не вижу тут противоречий… — Вампир заметил, как она с укоризной покачала головой, но даже не подумал воспринимать это всерьез, лишь прошелся взглядом по этой прелести. Она больше не боялась по-настоящему, не дрожала от ужаса… Она всего лишь трепетала в предвкушении и волновалась из-за предстоящей ночи… а еще была немного зла на себя, ведь прекрасно понимала, что сама хочет его до дрожи в коленках. Еще неизвестно, кто из них горел от желания больше.
Парковка у ближайшего к особняку входа в парк как всегда пустовала. Ник не любил оставлять здесь машину и обычно пользовался подземным гаражом в паре жилых кварталов отсюда, но сейчас, конечно, не хотел тащить девушку в такую даль. Они вышли на прохладный воздух, и первый же порыв свежего ветра вызвал у Марьяны нервную дрожь, от которой зуб на зуб не попадал. После уютного согревающего салона контраст с улицей был особенно заметен.
— Я забыла пиджак в ресторане… — спохватилась она.
— Заеду за ним завтра, — небрежно бросил Никита. Однако на ее плечи тут же был накинут пиджак его собственный, окутавший все тело приятным теплом и божественным ароматом парфюма. Никита поймал ее руку и тут же крепко сжал в ладони замерзшие девичьи пальчики, потащив девушку во тьму парка. Странным образом, рядом с ним тьма больше не казалась такой уж пугающей… От парка действительно веяло спокойствием и умиротворением. Ветер шумел над их головами свежей весенней листвой, под ногами хрустели остатки много лет не обновляемого гравия, темнота казалась густой, масляной, живой, но не опасной.
— Все-таки тут хорошо, когда не страшно… — зачем-то произнесла свои мысли вслух Марьяна, тут же испугавшись собственной откровенности.
— Рад, что тебе нравится… — чуть улыбнулся он. Они уже как раз подошли к особняку и приблизились к парадной лестнице. — Надеюсь, на этот раз ты не откажешься зайти через главный вход… — не преминул подколоть ее он, видя, что она и без того робеет. Когда они поднимались по ступеням, Ник выпустил ее руку, давая ей глоток мнимой свободы, а потом отпер дверь ключом и приглашающе раскрыл ее перед ней. Мучительные несколько секунд она колебалась под его пристальным взглядом, а потом облизала пересохшие губы, сглотнула и вошла в густую темноту особняка. Ник вошел следом и снова запер дверь на ключ.
— Добро пожаловать… — едва слышно шепнул он ей на ухо, подобравшись сзади и сжимая ее за плечи, чтобы не убежала. Его лицо зарылось в ее локоны, губы поцеловали сквозь спутавшиеся волосы шейку.
— П-пожалуйста… — выпалила она, вдруг приходя в трепет. — Дай мне еще немного времени… Я не могу так сразу…
— Не очень убедительная попытка вызвать во мне жалость… Твое время истекло, глупая зайка… — Он сорвал с нее свой пиджак, откинув его куда-то в сторону. Его руки вмиг опутали, будто ошпаривая кожу кипятком, проникая везде, не оставляя запретных зон. Девушка тихонько вскрикнула от перелившихся через край противоречивых эмоций и ощущений, вся напряглась, вцепилась в его руки, пытаясь их оттянуть, вырваться из смертоносных и в то же время возбуждающих пут. Не обращая внимания на эту беспомощную возню, Никита развернул к себе ее голову. Мужские губы продолжили нестерпимо сладко обжигать ушко: — Теперь я хочу, чтобы ты разделась полностью. Сейчас, немедленно…
Не дав ей ни секунды, чтобы опомниться, он расцепил свои тиски и отпустил ее на волю, замерев за ее спиной. Марьяна тоже застыла, боясь сдвинуться с места, будто сжавшись под его голодным, пожирающим, приказывающим взглядом, который она чувствовала кожей, волосами, даже одеждой, к которой он только что прикасался и которую он терзал вместе с ней… Его горячее дыхание чуть сбилось. — Я… сказал… раздевайся… — прорычал он на этот раз нетерпеливо и раздраженно.
Так и не поворачиваясь и вся трепеща, она взялась за пуговицы на блузке. Руки были будто не свои — непослушные, тяжелые, неловкие. Пальцы дрожали, как у какой-то истерички… Марьяна даже сама не могла себе объяснить, почему ей вдруг снова стало так страшно. Рядом с ним эмоции набрасывались на нее непредсказуемыми шквалами, заставляя захлебываться, тонуть, утягивая на дно, а потом давая спасительный глоток воздуха, чтобы снова прочувствовать прелесть жизни, за которую стоило бороться. Пока она возилась с трудно поддающейся застежкой, Никита неторопливо обошел ее кругом и остановился напротив всего в одном шаге от нее. Все лицо воспламенилось под его взглядом. Когда последняя пуговка выскочила из петли, Марьяна замерла, не решаясь снять блузку и потому опуская руки. Никита коснулся ее щеки — ласково и волнующе, затем подцепил пальцами подбородок, приподнимая к себе ее лицо.
