Никита, не торопясь, направился к ближайшему креслу и сел, откинув голову на спинку и разложив руки на подлокотниках.
— Ее сначала вырубили тем же веществом, которым ты вырубила меня. Я нашел шприц в ее шее… и отнес его на экспертизу… это раствор нитрата серебра… Потом ее проткнули серебряным кинжалом.
Марьяна на какое-то время разучилась дышать, но все же снова пролепетала:
— Мне очень жаль. Это ужасно… Я… я правда никому не рассказывала про этот метод и… не говорила, как ты оказался без сознания…
— Но кто-то явно это выяснил сам. Я даже знаю кто… как и ты, думаю, догадываешься…
Девушка и так побледнела, желая с головой уйти под одеяло. В горле рос ком, сердце настойчиво пыталось проломить ребра. Кабан… он все-таки выяснил, что произошло на самом деле и все передал Барону. Какая же она наивная дура, если посчитала, что хоть кому-то можно доверять…
— Чувствую, тебе лучше… Сердцебиение приходит в норму, даже ее превышает… — холодно констатировал вампир и встал. — Мне нужно уехать. Но сначала я закажу тебе ужин. Постарайся все съесть. Хочу вернуть тебя родителям завтра утром целой и невредимой.
— И желательно не голой, — довольно холодно добавила она, вдруг тут же запоздало осознав, что он, конечно же, догадался — она переодевалась для него и хотела ему понравиться. Унизительно было осознавать такое… Но Никита и не думал насмехаться.
— Прости за платье… Оно было… — он не договорил и вышел, будто смутившись. Марьяна облегченно выдохнула и расслабилась. Черт, как же ее трясло в его присутствии, она только сейчас это осознала. Вспоминая все произошедшее, она постоянно возвращалась к тем моментам, когда он был, словно одержимый. Он будто стал кем-то другим, зверем, чудовищем, не человеком… В его желтых глазах плавилась ярость и ненависть, будто раскаленный добела сплав каких-то металлов, готовый выплеснуться на нее в любой момент, проглотить и превратить в прах, не оставив ничего, даже жалкого призрака. А еще она вспомнила, как он, словно одержимый, впился зубами в ее шею без всякой нежности, какую он дал ей познать раньше, жестоко и больно. Ей тогда хотелось поскорее потерять сознание, чтобы не терпеть эту боль, но главное, чтобы не видеть и не чувствовать его таким монстром. Этот монстр будто прятался где-то в глубинах его подсознания, как таинственный мистер Хайд, и вырывался на свободу, не желая подчиняться Нику, которого она знала. Это ему она собиралась доверить свою сестру?!..
Марьяна прижала ладони к губам. Кажется, пару часов назад она чуть не умерла… чуть не умерла по вине человека, вампира, который потом ее спас. Можно ли такое вообще простить?! Можно ли такое принять?! Даже пусть он и потерял друга… Из глаз потекли слезы, прорвались, будто где-то внутри нее в щепки разлетелась плотина. За что ей это все? Она ведь по сути никому не делала зла… Да, воровала… Но она пошла на это из отчаяния. У нее ведь не было выбора! И сейчас его, кажется, нет.
Минут через сорок вернулся Никита. Марьяна поспешно отерла щеки, но невольно всхлипнула, выдав себя. Да, впрочем, он и так всегда видел ее насквозь. Странно, однако сейчас он не подал виду, что замечает ее слезы, может быть, лишь замер на миг, принимая какое-то решение, но потом прошел к раздвижным дверям, за которыми оказался обширный гардероб, и начал доставать вещи. Стоя к ней спиной, он без малейшего смущения снял джинсы, представ обнаженным. Девушка невольно завороженно рассматривала перекатывающиеся на широченной спине мускулы, крепкие ягодицы, узкие бедра и стройные сильные ноги. Кожа гладкая, холеная, немного бледная, но не так чтобы это казалось ненормой. Одевался он так же красиво, как и выглядел, будто исполнял какой-то выверенный до мелочей ритуал. Отточенные, уверенные движения, аккуратность и четкость. Ни дать ни взять аристократ — педант и франт. Может, он и правда жил как минимум в девятнадцатом веке… Она вполне могла представить его себе в какой-нибудь светской гостиной или даже на приеме у императора во дворце в тронном зале. Кто знает этих вампиров… Она видела всего двоих, но от обоих осталось ощущение какой-то непоколебимой самоуверенности, посвященности в какую-то тайну и еще будто бы превосходства над миром смертных.
Никита стоял к ней боком, глядя на себя в зеркало. Нельзя было сказать, что он занимался самолюбованием… просто внимательно следил, чтобы все было безупречно… Невольно любовалась в данный момент она, несмотря на то, что после его нападения страсть к нему больше не вспыхивала всепоглощающим пожаром. Скорее она теперь могла быть беспристрастна, помимо того, что постоянно испугана и напряжена.
В комнате раздался звонок и жужжание мобильного, и девушка невольно вздрогнула. Нервы стали совсем ни к черту.
— Привезли твой ужин, — пояснил Никита. — Оставлю его в кабинете. Можешь взять какую-нибудь мою рубашку или футболку. Сомневаюсь, что тебе подойдет что-то еще… Не вставай резко. Ты еще слаба. Хорошенько поешь. Я вернусь часа через три. Думаю, не нужно напоминать, что сбегать было бы глупо.
Поправив галстук и оправив ворот пиджака, он вдруг приблизился и протянул ей ее мобильный.
— Сообщи родителям, что у тебя все в порядке… Буду тебе благодарен, если у нас не возникнет с ними проблем.
Марьяна молча взяла телефон, терпеливо выслушав инструкции и глядя на своего тюремщика исподлобья. Вечерний строгий черный костюм с черным галстуком и черной же рубашкой смотрелся на нем идеально, как влитой. В нем он казался старше и серьезнее. Ослепительно красивый, но холодный и неприступный. Что это? Траур? Чувство, что он ни враг, ни друг, а просто случайный человек, оказавшийся рядом в силу обстоятельств, почему-то невыносимо выжигало все нутро напалмом. Некоторое время Никита смотрел на нее каким-то неопределенным взглядом, будто собираясь что-то сказать, но не решаясь, затем поиграл желваками, отвернулся и почти уже собрался уходить, но вдруг вернулся и сел на край кровати.
— Иди ко мне, — негромко позвал он, не то прося, не то приказывая. Марьяна вся ощетинилась и напряглась, сама не понимая своих чувств. Почему-то желание окунуться в тепло его объятий было непреодолимым, как и боль обиды и предательства. Эти противоречивые чувства рвали на части. И все же, повинуясь порыву, она вынырнула из-под одеяла и скользнула к нему, присев рядом на колени. Их взгляды на несколько секунд сцепились в немой схватке, а потом Никита погладил ее щеку, убирая за плечо волосы, и Марьяна почувствовала, что сдается, подалась вперед, опустила ресницы. Щеки вспыхнули, ощущая огонь его глаз на лице, на губах, на обнаженной груди. Его ладонь легла ей на затылок и притянула, палец свободной руки прошелся по приоткрытым чувственным губкам, а потом их накрыло требовательной нежностью, сладкой лаской, горячей влагой его поцелуя. Ища еще большей близости, она обвила мужчину руками за шею, погружая пальцы в густые длинные локоны и позволяя затянуть себя в омут объятий. Когда безумие прервалось так же быстро, как нахлынуло, она обнаружила себя сидящей у него на коленях. В сердце не было страха, но обида все же была. Он не имел права поступать с ней так, как поступил, потому что она ни в чем не была перед ним виновата.
