— Он давал мне час, — холодно проговорила она.
— Боюсь, ситуация изменилась.
— Пошли, — кивнул ей в сторону двери один из громил в черном костюме спецназовца. — Повторять дважды не буду.
Ярость и разрывающее сердце сострадание к сестре сводили с ума, но, судя по виду этих дуболомов с бычьими шеями, сопротивляться было бы глупо. Марьяна стиснула зубы и, бросив последний взгляд на Настю, вышла из комнаты. Ее снова повели по коридорам к лифту, привезли на один из жилых этажей и проводили до какой-то двери, перед которой тоже была выставлена охрана.
— Вперед, — подтолкнул ее ко входу охранник, открыв перед ней дверь.
Комната оказалась роскошным кабинетом, в котором, присев на край письменного стола, стоял Барон, скрестив на груди руки.
— Все вон, — холодно бросил он, и дверь за Марьяной закрылась. Вид Барона почему-то не внушал спокойствия, он казался затаившимся, приготовившимся к нападению дьяволом, хотя его поза, вроде бы, не выдавала никаких злых намерений. Девушка просто чувствовала его напряжение, его гнев, его готовность к расправе. Что-то изменилось в нем за какие-то полчаса — она ясно это ощущала. Ожидание и предчувствие показались ей мучительными, и она сама решительно выступила вперед.
— Мне не дали до конца объясниться с сестрой! — выпалила она на повышенных. — Почему?! И как вы смели похитить ее без моего ведома?! Как смеете колоть ей что-то, от чего она теряет сознание?! Почему мне до сих пор не отдали мой телефон?!
На некоторое время в комнате повисло молчание. Мужчина медленно закинул назад голову, будто пытаясь подавить в себе какие-то чувства.
— Ууу… — наконец неспешно протянул Виктор со злобной язвительностью. — Лучшая защита — нападение. Сколько ко мне, оказывается, претензий… Для мелкой твари, играющей на два фронта, ты непомерно наглая…
— Что?.. — Девушка так и замерла, оглушенная этими новыми оскорблениями и обвинениями в предательстве.
— Что слышала, волчонок… — Тон Виктора только похолодел. Он отдавал вечной мерзлотой, презрением и ненавистью. — Думал, ты умнее и не посмеешь кусать руку, которая тебя кормит, но ты решила все сделать по-своему…
— Если бы не ты, я прекрасно кормила бы себя сама! И я не понимаю, в чем ты меня обвиняешь, — зло прорычала она, уже забывая про всякую опасность и неосознанно делая еще несколько вызывающих шагов навстречу. Барон лишь повел здоровенными плечищами, будто разминаясь, как боксер на ринге перед схваткой, но с места не сдвинулся.
— Я уже когда-то предупреждал тебя и не раз, что не потерплю, если ты меня предашь… Верность — это главное, чего я требую от своих подчиненных. Что бы они ни испытывали, куда бы я их ни посылал, как бы ни велик был соблазн перейти на другую сторону, мои люди всегда остаются верны мне… Ты, видимо, не придала значение моим предупреждениям. Все остальное я мог бы простить, но это…
Девушка вся вспыхнула.
— О какой верности может идти речь, если ты сам отправил меня в лапы вампира на верную смерть?! Ты прекрасно знал, что он может со мной сделать и просто наблюдал! Если бы он меня убил, ты бы и пальцем не пошевелил!
— Но не убил же, а всего лишь трахнул и немного крови насосался… Правда? — Жестокие слова Барона, произнесенные тем же ехидным змеиным тоном, взбесили.
— Ты не мог знать, как будет! — В диком замешательстве выкрикнула она.
— Я был уверен процентов… на пятьдесят… — Мужские губы искривила недобрая ухмылка, а девушка зло сжала зубы. Только никакой ее гнев, никакие ее обиды и пережитые страдания мужчину уже, казалось, не волновали. — Овцы и волки… — насмешливо прошелестел Виктор своим змеиным голосом, совершенно не слушая свою собеседницу. На этот раз он оттолкнулся от стола и медленно пошел по комнате, будто в размышлении и без особой цели. — Волки всегда готовы к смерти, готовы биться до конца и ни на кого не полагаются. Они верны стае и вожаку до самоотверженности. Я хотел сделать из тебя волчицу, а ты предпочла роль овцы… Что, так понравилось с ним трахаться, что ты решила просто сдать ему меня с потрохами?
— Я… я… — У Марьяны перехватило легкие от этой гнусной несправедливости. Дышать стало больно, в груди не хватало места для воздуха, и в то же время кислорода в комнате стало мало даже для одного вдоха. — Я не предавала тебя, — выдохнула она с усилием, но только прозвучало это вовсе не убедительно, а лишь как жалобный, едва слышный ропот.
Виктор остановился всего в паре метров от нее, по-прежнему сцепив на груди руки, горделиво подняв подбородок и глядя на нее сверху вниз с язвительной насмешкой и пренебрежением. Она и моргнуть не успела, как он вдруг метнул вперед руку, схватил ее за куртку на груди и притянул к себе, выплевывая вопросы прямо ей в лицо.
— Тогда как ты объяснишь, что мои люди перебиты в течение какой-то пары часов, как свиньи?! Что несколько моих постов на подъезде к моему дому не отвечают?! Что уничтожены все те, кто участвовал в убийстве этой вампирской сучки-детектива?! Ты называла ему имена, адреса, телефоны?! Ты рассказала ему, где находится мой дом?! Ты скрыла от меня какие-то его способности?!
Ошарашенная таким натиском, девушка смотрела в темные змеиные глаза, как загипнотизированная, пытаясь оторвать от себя его руку.
— Всю информацию о тебе могла достать эта девушка-детектив, — не желая прямо отвечать на поставленные вопросы, прошептала она, едва держась на ногах.
— Нет, Марьяна… Ее мы обнаружили очень быстро. Она не успела передать ему информацию. Кое-что ей, конечно, удалось нарыть, но она унесла это с собой в могилу. — Рот Барона в очередной раз искривился в злой усмешке, а взгляд темно-кофейных глаз исчерчивал ее лицо острыми лезвиями. Его дыхание обжигало дрожащие губы, а кулак, в котором он сжимал на груди ее трикотажную курточку, казался каменным. — Так что, не хочешь облегчить душу, глупая зайка? Это обращение тебе нравится больше?
Страх, злость, отчаянье сжали сердце, заставляя его замереть, истечь кровью и ухнуться в бездну. В этих змеиных устах любимая Никитина фразочка звучала ужасно, отравляя, как глоток едкого яда.
— Я ни в чем перед тобой не виновата, — твердо ответила она, пытаясь отстраниться, хотя бы немного увеличив расстояние между ними и отвоевав личное пространство. Глаза инстинктивно метнулись сначала влево, потом вправо в поисках чего-нибудь, что могло бы ее защитить. Только ведь вся она была у него на виду. Он читал ее, как открытую книгу.
— Ты можешь попробовать искупить свою вину… — прошелестел его голос обманчиво мягко, а горячие мужские губы на миг тронули ее — холодные и онемевшие. — Надеюсь, этот вампир научил тебя раздвигать ножки и доставлять мужчине удовольствие?
Марьяна хотела парировать, но этот монстр с новой силой рванул ее на себя с молниеносностью кобры, успев обхватить за талию. В ту же секунду она замахнулась и отвесила ему пощечину, оцарапав прилично отросшими ногтями щеку. Еще рывок — и ответный оглушающий болью удар обрушился на нее. В глазах потемнело, ноги подкосились, но новая боль обожгла голову, потому что ее беспощадно схватили за волосы, нагнули и потащили куда-то, ничуть не заботясь о том, чтобы она успевала перебирать ногами и видела, куда идет. Все застлали слезы, темнота, удушье. Его безжалостные рывки и захваты, казалось, оставляли на коже не просто синяки, а жгучие раны. Когда ее с силой толкнули на стол, вдавливая в него щекой и прижимая к нему с такой силой, что затрещали кости, девушка зажмурилась и замерла, вся дрожа от напряжения и все же пытаясь упираться, чтобы хотя бы дышать.
