— Только попробуй дернуться, сука! — раздалось где-то сверху злобное шипение.
— Только попробуй тронуть меня, ублюдок! — Собрав в кулак волю и все оставшиеся силы, она пнула его ногой, кажется, добившись цели и заставив мужчину издать приглушенный возглас.
— Блядь! Я с тебя шкуру спущу, выебу и пущу по кругу! Тебя поимеет каждый из моей охраны!
— Каждый, кто останется в живых?! Не боишься оказаться первым и последним?! И тебя он растерзает на части и вырвет тебе сердце!
— С-сука! С-сука! С-сука! — взревел Барон, перехватывая ее обеими руками за горло. — Вот кого ты из себя возомнила! Любимую вампирскую подстилку?! Я тебе покажу, что я делаю с падалью вроде тебя!
Его пальцы сдавили ей шею, будто смертоносные кольца аспида, полностью перекрывая дыхание и давая почувствовать приближение конца. Голова налилась свинцом, горло горело, глаза прострелило болью напряжения. Все. Это была смерть. Ей никогда больше не выбраться из этой адской ловушки… Сознание начало отключаться, но жестокая хватка вдруг ослабла, позволяя с шумом и кашлем жадно вобрать в себя воздух. Железная рука снова стиснула волосы на затылке, так и не давая подняться над столом.
— Даже не надейся, блядь… — прошипел голос Виктора над самым ухом. — Так скоро ты не умрешь… — Он рывком спустил с нее спортивные штаны вместе с трусами, больно схватил за попу, жестоко обжигая кожу, будто желая вырвать из нее кусок. Девушка вскрикнула и зарыдала, захлебываясь, закашливаясь в собственных страданиях. Сил сопротивляться больше не было, хотя сейчас она слышала и чувствовала, как он расстегнул брюки, нетерпеливо избавляясь от одежды, и прижался к ней сзади горячим, твердым, как камень, членом.
— Вот так, маленькая сучка… Уверен, тебе понравится… — Его рука порывисто, похабно, нагло сунулась ей между ног, чуть сжав промежность и ощупав сухой и сжавшийся в страхе вход. Огрубелые мужские пальцы ткнулись внутрь, вызывая жжение и боль. Колено развело ноги, делая ее совершенно беспомощной и беззащитной. Девушка вскрикнула в отвращении и отчаянии, но тут же закусила губу, чтобы больше ничем не выдавать своих страданий. — Кричи, кричи… — раздалось в самом ухе ехидное, ядовитое шипение. — Пусть все слышат, какая ты горячая штучка… — Его член грубо и зло ткнулся в промежность, разрывая все внутри сухой болью и отвращением, а затем начал долбиться, прорываясь через сопротивление, все глубже и яростнее и вызывая дикие спазмы внизу живота. Марьяна замычала, подавляя крик и стон. Она пыталась увернуться, но его рука крепко стискивала волосы, а тяжелое мужское тело до боли вжимало, вбивало ее в твердые выступы и поверхности стола. Казалось, еще чуть-чуть, и он сломает ее пополам, раздавит грудную клетку, бедра, вырвет волосы, разорвет все нутро на части. Девушка зажмурилась и сжала зубы, стараясь не думать ни о чем, отвлечься от этой боли, заставить себя ничего не чувствовать. Но слезы все равно катились по щекам, а из губ вырывались глухие стоны.
Чувствуя полную безнаказанность и власть над своей жертвой, мужчина через некоторое время ослабил захват и просто дико, по-животному брал ее, опираясь о стол руками и тяжело дыша. Марьяна открыла глаза и увидела перед собой его мощную здоровенную кисть со вздутыми венами, всю испещренную татуировками. На тыльной стороне ладони, ближе к запястью, в узорах каких-то цветов и змеиной чешуи было выведено женское имя Лада. Когда-то ей было бы интересно узнать тайну этого человека и, возможно, этого имени, которым он, наверное, дорожил. Сейчас она испытывала только отвращение и ненависть. Он унизил ее, он оскорбил ее, он ударил ее, он посмел ее насиловать! Она желала ему боли, страданий и смерти. Ярость застилала глаза вперемешку со слезами.
Взгляд снова скользнул по его запястью. Вены на нем надулись от напряжения, пальцы сжались в кулак. Повинуясь какому-то неведомому инстинкту, она рванулась из последних сил, схватила его руку в свою и впилась в нее зубами — жестоко, без тормозов, глубоко, отчаянно, как загнанное в угол дикое животное или как разозленная и одновременно запуганная на боях собака, которую заставили драться с другими не на жизнь, а насмерть.
Нет, не собака, волчица!
В рот брызнула кровь, но ее вкус уже не так пугал. Рука мужчины тут же дернулась, пытаясь вырваться, но она не пустила, крепко сжав челюсти и вцепившись в нее обеими руками. Виктор закричал, пнул ее ногой. Было больно, но терпимо. Видимо, ее укус все же лишил его сил. Он продолжал пинать ее все сильнее и сильнее, ругался отборным матом, хватал за волосы, кричал и старался оторвать ее от себя, но Марьяна не собиралась сдаваться так просто. Адреналин бил по мозгам, довел до исступления, свел с ума, заставляя почувствовать себя зверем на грани отчаяния и смерти и позволяя почти не чувствовать боль.
В комнату вдруг ворвалась охрана. Марьяна не знала, сколько их было, но поняла, что схватка в любом случае будет неравной, и отпустила своего врага, метнувшись в сторону, чтобы избежать очередного удара. Тут же, будто очнувшись и придя в себя, она почувствовала накативший со всей силой страх. Сердце колотилось, как рыба, попавшая в сеть, все тело горело в нездоровой лихорадке. Ее, наверное, сейчас убьют… Обезумевшим от шока взглядом она обвела комнату. Барон стоял в полусогнутом состоянии, прижав к груди раненую окровавленную руку и тяжело дыша. С его губ периодически срывалась отборная брань и оскорбления в ее адрес. Впрочем, прыти у него поубавилось. Двое охранников почему-то не действовали, а застыли истуканами и смотрели то на нее, то на босса в немом изумлении.
— Какого хуя вам надо?! — заорал он, срывая голос.
— Виктор Аркадьевич, кто-то снял охрану периметра с юго-западной стороны, — очнулся один. — Боюсь, у нас проникновение на территорию… Нужно брать отряд и идти навстречу, пока он или они не пробрались в дом. Я уже выслал туда десять человек. Связь с ними пока есть, но они никого не нашли. Нужно торопиться.
Из губ Виктора вырвался яростный стон боли.
— Иду! Бл-лядь! — взревел он, вдруг стягивая с себя футболку одним рывком, а потом крепко наматывая ее на руку и снова прижимая к груди. — Запри где-нибудь эту суку. Ни воды, ни еды. Я потом с ней разберусь. А ко мне вызови врача. Нужно все, чтобы зашить рану, антибиотик и обезболивающее.
Виктор стремительно покинул комнату. Его последние отдаленные слова Марьяна услышала уже из-за двери. К ней же подошли двое, один из них наклонился в нерешительности вперед, но потом все же схватил ее за локоть и рывком поднял на ноги, больно выкручивая руку. Только сейчас она заметила, что все еще была полураздета. Стыд и ужас заставили вспыхнуть и тут же неловко на ходу поправить одежду. Ее снова потащили куда-то, только сейчас ей уже было плевать на все. Аффект отступил, а ему на смену пришла жгучая боль во всем теле от ударов, от изнасилования, от унижения, от усталости. Мысли о том, что сейчас эти твари поймают Ника, лишали последних сил и надежды. Кажется, они сказали, что он перебил многих… Однако, это не укладывалось в голове… Видя эти толпы до зубов вооруженных людей вовсе не верилось, что у него есть хоть какой-нибудь шанс на спасение…
ГЛАВА 30
Барон рвал и метал. Рану дико жгло, и боль в руке отдавалась пульсацией в висках. Кажется, эта сука реально чуть не вырвала у него зубами кусок мяса и, возможно, прокусила вену, потому что футболка быстро пропиталась кровью. А еще она изуродовала ему рисунок татуировки… Шрамы, наверняка, останутся кривые и уродливые. Все-таки док у него не пластический, мать его, хирург. Хуй бы с ним, с этим шрамом, но Барона больше всего злила ее непокорность. Кто она такая, эта мелкая сучка, возомнившая, что ей все может сойти с рук?! Еще и претензии ему предъявлять смела… Впрочем, он сам виноват — обозначил ее особый статус, прощал ее проколы, возился тут с ней, как с королевой, а не как с шестеркой, которой она, по сути, и являлась. Ничего… он за все с ней расквитается… Когда этот кровосос будет схвачен и нейтрализован, а док займется переливанием крови и обращением ее сестрички, у него будет много времени на то, чтобы позабавиться с этой стервой. Жаль, что он сам не был у нее первым… но его она тоже не забудет никогда. Собственно, он, пожалуй, сделает из нее свою личную рабыню, пока не надоест. Будет держать в клетке, на поводке, и ебать, когда пожелает. Она будет жрать у него с рук, скулить, тереться у его ног и умолять о милости и снисхождении. Возможно, иногда он действительно будет к ней снисходителен и будет разрешать ей кончить… Только ради этого ей придется очень, очень постараться… Барон хищно ухмыльнулся в предвкушении… Воспоминания о той Марьяне, сладкой, робкой и покорной, которую он целовал и лапал в бассейне, почему-то не давали покоя. Она ведь хотела его… вся горела и дрожала… и так волнительно отвечала на его поцелуй, что хуй сводило болью, да и сейчас так и не позволила в нее кончить. Ничего… скоро он сделает из волчонка послушного дрессированного щенка, который будет вылизывать руки и благодарно заглядывать в глаза…
