Он поднялся и потянул за собой дрожащую девушку.
— Господь услышал тебя, сын мой, — тихо произнёс мужчина в форме официанта, пристально глядя поблёскивающим красными бликами взглядом вслед выходящей в сад паре.
В саду было тихо и темно. Самое тёмное время суток. Солнце уже зашло, а обе луны еще не поднялись достаточно высоко. Джош огляделся и увлек Саманту в беседку, чернеющую вдалеке за кустами. Она еще дрожала, хотя было тепло. В беседке вспыхнул свет. Квантру это не понравилось. Он нашёл провода и выдернул их, заодно отвернув глазок камеры. Нечего тут… светиться. Темнота ему нравилась больше, впрочем, он и так все видел. И белое лицо, и огромные глаза, в которых, казалось, отражались звезды, и затвердевшие под тонким алым шёлком соски. Он наклонился и прикусил один из них прямо через ткань. Саманта ахнула придушенно. Заглянул ей в глаза — уже куда менее испуганные — усмехнулся и принялся посасывать ее грудь. На алом шелке разлилось тёмное пятно.
— Подними подол, — прошептал он, проводя костяшками пальцев по нежной коже над вырезом груди. — Ну же, девочка. Пожалуйста. Сделай это для меня.
Он не приказывал, не командовал, а просил, оставляя ей выбор, и от этого у Саманты по рукам бежали мурашки.
— А если я скажу "нет"?
— Тогда ничего не будет.
Он не сводил с нее глаз, и она с тихим всхлипом перебирала пальцами, комкая тонкую ткань: обнажая колени, потом бедра, а потом и низ живота, который словно опалило холодом. Джош подхватил ее на руки и усадил на перила. Встал рядом, раздвигая ее колени. Очень нежно и осторожно запустил пальцы в ее волосы и чуть слышно коснулся губами искусанных губ.
Она выдохнула:
— Джош… ну поцелуй меня уже!
— Какая нетерпеливая… Снова хочешь грубости?
— Хочу тебя! — простонала Саманта, выгибаясь. Чтобы не упасть с перил, ей пришлось вцепиться обеими руками в его рубашку.
Он коротко выдохнул ей в губы и притиснул к себе, целуя уже по-другому — жадно проникая языком ей в рот, скользя руками по спине и вжимаясь пахом между ее ног. Она сама чуть отодвигала его, опускала руки и расстегивала его брюки, лаская напряжённый член.
Теперь уже Джош вздрагивал и опускал голову ей на плечо.
— Джош, пожалуйста, — тихо прошептала девушка и прикусила его ухо.
Он хрипло застонал, дёрнул ее бедра на себя и быстрым точным движением наполнил ее. Замер на мгновение и снова ударил изнутри. Саманта ахнула, откинулась назад, выгибаясь и обхватывая его ногами.
Её всё ещё удивляло и даже пугало то удовольствие, которое дарили грубоватые ласки собственного мужа, не приправленные таблетками. Где-то внутри ей хотелось нежности — как тогда, в спальне, но его резкие, настойчивые движения выбивали остатки мыслей и желаний, заставляя умолять его не останавливаться, тихо поскуливая от распиравшей изнутри страсти.
Неожиданно наполненность внутри девушки исчезла, и Сэм едва не свалилась с перил, потянувшись за выскользнувшим из неё мужским органом, без которого стало так пусто и холодно, что впору взвыть. Упругий мощный хвост Джоша, обвившись вокруг талии, не позволил упасть, а сильные руки, сжимавшие бёдра, дёрнули девушку на себя, ставя на подкашивающиеся ноги, и сразу же резко развернули, оперев животом о широкие перила беседки, буквально перевесив её через них.
Полы задранной юбки упали ей практически на голову, но даже сквозь эту ткань её обжег шепот:
— Можно?
Он что, опять спрашивает разрешения? Как будто у нее найдутся силы сказать "нет"! Сжав зубы, чтобы удержать жалобные мольбы, она просто вильнула бедрами, подавшись навстречу упирающемуся ей в ягодицы члену, приподнимаясь на носочки и выгибая спину. Джош легко вошел внутрь нее, шумно выдохнув. Хвост квантра, отпустив талию, проникал ей между ног, скользил вдоль складочек половых губ, упирался в клитор и начинал ласкать там, то надавливая, то отступая, словно в эротическом танце. Движения эти поддерживали ритм члена, и двойные толчки в унисон вызвали такой резонанс в её теле, что она закусила запястье до солёного вкуса во рту, чтоб только не закричать и не разрушить это невероятное единение.
Джош застонал сквозь стиснутые зубы, резко вжавшись в неё на всю глубину и застыл, ощущая пульсацию, опустошившую его и наполнившую его женщину.
Она молчала, закрывая лицо руками, только плечи вздрагивали. Он вдруг вспомнил, что она была такой же тихой раньше… когда он выбросил те чёртовы таблетки. В животе неприятно похолодело. Застегнул брюки, поправил на ней платье, боясь даже заглядывать в лицо. Саманта повернулась сама, сердито глядя на него, и слизнула с прокушенной руки каплю крови.
— Еще раз так сделаешь, прибью.
— Как сделаю? — растерянно спросил Джош, ухватывая ее руку и разглядывая полукруглые багровые вмятины от зубов.
— Ты чертов извращенец! У меня до сих пор ноги трясутся! Как я в таком виде на люди покажусь?
Джош осторожно лизнул ее запястье и улыбнулся краешком губ, чувствуя, как напряжение покидает его.
Потом они осторожно смылись с острова. Нельзя сказать, что вечер был потрачен впустую — было весело. Но к цели Джош не приблизился ни на пол шага, и это его тревожило. Впрочем, надо бы пригласить Гвендолин на чашку кофе: квантр был уверен, что это ниточка, за которую стоит потянуть.
Глава 21. Хозяйки дома Илдор
Формально рроу Доргон не имеет никакого отношения к дому Илдор. Ему здесь вообще не место. Но это не мешает Доргону чувствовать себя хозяином острова. Здесь главный он.
Пенелопа это знает, бесится, но сделать ничего не может. Она ненавидит, когда Доргон приезжает "в гости к своим девочкам" и начинает хозяйничать. Иногда и не один. Иногда он привозит с собой всякий мусор вроде рроу Дейдрэ, как сегодня. К счастью, дорогой гость уходит гулять по саду вместе с безотказной Гвендолин. Зато саму Пенелопу опекун вызывает в гостиную.
— Пенелопа, на пару слов, — выражение лица рроу Доргона не внушало оптимизма. Доргон был зол.
Пенелопа прищурилась, она уже знала, что ничего хорошего от жизни ей ждать не стоит. Доргон был ее опекуном — как будто ей нужен опекун! Ей девятнадцать, а не восемь. И если к Гвендолин он испытывал хоть какие-то нежные чувства, то Пенелопа была для него бельмом на глазу, единственным препятствием к акциям торгового дома Илдор. Папочка в свое время позаботился о старшем ребенке, он был старым, но далеко не тупым — поэтому и место в корпорации работорговцев занимал достойное. К тому же Итан Илдор занимался не только рабами, но и гостиничным бизнесом. Наследство, оставленное жене и дочери, впечатляло. К сожалению, до совершеннолетия Пенелопы было еще два долгих года, а по решению суда ее опекуном назначили не Гвендолин, а ее отца — как ближайшего родственника мужского пола. Ага, в гробу Пенелопа видала таких родственников.
— Вот что, Пенни, — начал Доргон, но девушка перебила его.
