— …неизбежная гибель грозит всему, что ты привыкла считать этим миром…
— Но ведь…
Юлия вдруг вспомнила строчки, прочитанные ею, когда она лежала на темно-синем белье в постели Марка, пока сам он спал, предвкушая во сне их счастливое будущее.
— Но ведь, кажется, он дает мощь, достаток, благополучие…
— Да, — подтвердил Велемир. — Да, все так. И еще — он отнимает другое. Главное! Если Медведь все-таки найдет дорогу к идолу — а он это сделает, рано или поздно, то… Все, что мы пытаемся возродить — а это не может быть быстро! — то все усилия пропадут впустую и Русь погрузится во мрак гораздо худший, чем тот, в котором она пребывает сейчас… гораздо больший. И из него уже вряд ли будет путь к возрождению.
Юлия мало что понимала из того, что говорил этот странный человек с ледяным взглядом. Нет, в принципе, ничего непонятного в его словах не было, если не считать полную нереальность всего происходящего. Все же главного она не понимала и задала вопрос, самый главный, давно крутившийся у нее на языке, когда она боялась и не смела перебить Велемира. Теперь он замолчал, опустив водянистые глаза на пол, усеянный крошками сухих дубовых листьев. Юлия произнесла:
— Зачем ты мне все это говоришь?
Он испытующе посмотрел ей в глаза. Юлия захлопала ресницами, совершенно искренне ничего не понимая.
— Только ты сможешь это сделать.
— Но я не собираюсь ничего…
— Я догадываюсь о том, зачем он тебе нужен, — объявил жрец, глядя на Юлию прямо и твердо.
— Он мне не нужен, я просто…
— Может быть, у тебя все и получится… Главное — чтобы он не вышел в мир. Если ты осуществишь свое желание — что ж… — Жрец помолчал, словно сам не очень верил в то, что говорил… — Тогда все будет так, как должно, в любом случае. Если же нет…
— Если нет? — невольно затаив дыхание и напрягшись до невыносимой боли между лопаток, переспросила она…
— Если нет, — повторил Велемир, — ты — единственная, кто сможет его уничтожить.
— Уничтожить?!
Юлия не верила своим ушам.
— Уничтожить?
— Наши предки не зря спрятали его много веков назад, закрыв ход в навь! Равновесие, какое бы оно ни было, долго царило на этой земле… Только сейчас люди уже так близко подобрались к опасности, содержащейся в идоле — не только Медведь охотится за ним, не понимая, не желая понимать того, что он несет — конец всему… Прятать идол теперь бесполезно, да и невозможно… Я долго думал. Если реликвия найдется — ее необходимо уничтожить.
— Как?
— Быть сожженной в реке Смородине.
— Как?!
Это уже было слишком. И Юлия неожиданно для себя расслабилась. Во-первых, потому, что невозможно было постоянно находиться в таком напряжении. А во-вторых, — пришла в голову простая мысль: «Ведь он не в себе! Трудно не свихнуться, живя здесь, среди волков и оборотней, вечно занимаясь ворожбой и гаданиями на дохлых курах!»
— Сгореть… в реке?
Показалось бы — он издевается или шутит, если бы не оттенок страдания, сделавший его худое лицо еще более изможденным.
— Да. Но сперва нужно найти Калинов мост, а потом бросить идол в огонь реки… Никто из людей, каким бы он ни был, не сможет этого сделать.
— Почему? — спросила она с недоверием.
— Потому что с того момента, как идол окажется в руках человека — не человек хозяин идола, а наоборот… Перед силами нави мы все бессильны. Это может сделать только тот, кто умер.
— Тот, кто умер… — механически повторила Юлия.
— Да. Или…
Велемир снова взглянул на нее недоверчиво и одновременно ласково, будто жалел.
— Или тот, кто еще не родился…
— Но как я смогу это сделать, сидя здесь взаперти?! Я не знаю, что со мной сделают завтра…
Озарение, как вспышка, обжегшая горло радостью, вспыхнула, ослепив. Она так привыкла считать Велемира врагом, все время подспудно ожидая от него опасности и подвоха, что не сразу сообразила: он — ее спасение! Он выпустит ее отсюда, раз считает почему-то, что именно она может утопить предмет, который его так пугает! Он откроет дверь, даст ей увидеться с Марком, и они убегут отсюда, постаравшись забыть все как больной бред! Юлия открыла рот, чтобы заговорить об этом, но жрец опередил ее, и сказал, поднимаясь с лавки:
— Я буду просить богов помочь нам…
— Да, но…
Он ушел так быстро, что Юлия даже не успела вскочить вслед за ним с лавки. С болью и разочарованием она услышала, как поворачивается ключ в амбарном замке снаружи.
Перед тем как огонь свечи, вздрогнув, погас, погрузив все во тьму, Юлия разжала затекший кулак. Края полумесяца потемнели от крови, сочащейся из ее ладони.
Глава 18
ЖЕРТВА
Юлия постепенно погружалась в топь холодной, жесткой дремы. Спасения в ней не было, скорее — отсрочка. Да и та оказалась не долгой. Когда сквозь свинцовую тяжесть и муть перед сонным взором начали проявляться знакомые черты бледной черноволосой девушки, Юлия вздрогнула и очнулась. В темноте резко села на лавке, по которой до этого распласталась обессиленным телом.
Дверь бани приоткрыта, и в щель просачивается призрачный свет. В этом освещении два высоких силуэта выглядят пугающе одинаковыми и совершенно черными. Не люди, а сгустки тени, контурами напоминающие людей. Лишь приглядевшись, Юлия поняла, что за ней прислали Грома и Ставра.
— Пошли, — пробасил Гром.
— Быстрее, — добавил Ставр.
Она в ту же секунду осознала глупую и смешную беспомощность своего вопроса, который вырвался прямо из сердца против ее воли.
— Куда?!
Близнецы промолчали. Уже когда Юлия оказалась в колючей темноте ночного двора, стиснутая с двух сторон могучими плечами братьев, Ставр негромко бросил:
— На суд…
Когда она вошла, все так же сопровождаемая двойным эскортом, в невыносимо натопленную избу Бера, то сразу зажмурилась. С непривычки огни свечей больно резали глаза. Но еще больнее и жутче оказалась картина, представшая перед Юлией.
За столом, выдвинутым в центр просторной комнаты — точно так же, как в день их с Марком имянаречения, — собрались все те, кто оказался свидетелем и участником ее недавнего позора, да еще половина тех, кто принимал участие в прошлом веселом торжестве. Только теперь атмосфера была отнюдь не праздничной. С появлением Юлии в доме воцарилась такая невозможная тишина, что слышно стало потрескивание свечей на столе. Даже шумное обычно дыхание Медведя пропало, уступив место пугающей безжизненной неподвижности.
Юлия тоже молчала, переводя испуганный взгляд с одного лица на другое. Прямо напротив нее — Медведь, по правую руку от него жрец Велемир, почему-то прячущий от нее глаза, по левую — Белояр. Не тот, привычный ей, изломанный и преданный Иван, а именно Белояр — спокойный, даже равнодушный, излучающий силу и уверенную агрессию. Вот Рьян встряхивает длинными смоляными кудрями, убирая их с лица, чтобы лучше разглядеть с ног до головы дрожащую от испуга девушку. Гром и Ставр уселись рядом с ним, сразу создав некоторую тесноту за большим вроде бы столом. Вот и Бояна — с раскрасневшимися то ли от стыда, то ли от возбуждения щеками, со строго сдвинутыми шелковыми полосками бровей. А вот и Марк! В отличие от Бояны он бледен настолько, что Юлии становится страшно за него — мертвенной, абсолютной бледностью. И она, конечно, не понимает, что снова, как часто бывало у них с Марком, смотрит на свое зеркальное отражение.
