Я прошу сразу опубликовать отчет Гарсии в полном объеме. Обычно, как ни странно, члены ФИФА склонны тормозить процесс публикации, чтобы не предавать отчет огласке. Позже я узнаю, что члены администрации ФИФА знали обо всем, что сказано в отчете, начиная с главного юрисконсульта Марко Виллигера и заканчивая, что еще серьезнее, генеральным секретарем Жеромом Вальке и… президентом Зеппом Блаттером!
Что касается «принципа независимости», которым прикрывается ФИФА: как объяснить, что администрация и ее основные руководители могли иметь доступ к этому отчету, в то время как по закону только члены комитета по этике должны его видеть? Это такая этика в стиле ФИФА?
Надо сказать, что отчет Гарсии не служит политическим интересам моих врагов. Он также полностью обеляет мою репутацию на странице 181, пресекая слухи об обеде в Елисейском дворце: «Нет доказательств связи между голосованием г-на Платини и инвестициями Катара в бюджет Франции, в результате чего следственная палата не посчитала нужным продолжать расследование».
Но ФИФА бережно хранит отчет в течение трех лет
[62] под предлогом того, что он будет мешать другим текущим разбирательствам. Чтобы защитить себя и получить доступ к файлу, ФИФА подает жалобу в MPC (Швейцарскую государственную прокуратуру) в понедельник, 17 ноября 2014 года, в связи с наличием подозрений о международной передачи активов, где Швейцария выступает в качестве контактного лица в деле выбора стран-организаторов Чемпионатов мира 2018 и 2022 годов.
Помимо того что это, очевидно, способ выиграть время, польза также в том, что, как гражданская сторона, ФИФА будет иметь доступ ко всем частям анкеты (например, банковским выпискам). ФИФА даже сможет присутствовать на допросах. И еще лучше ― она сможет косвенным путем получить документы, доставленные американскими властями своим швейцарским коллегам через юридическую процедуру.
Четырьмя днями ранее, в четверг, 13 ноября 2014 года, Ханс-Иоахим Эккерт, судья судебной коллегии, который однажды уже оправдал Зеппа Блаттера по делу ISL, разместил отредактированную 43-страничную версию отчета Гарсии на сайте ФИФА. Американский следователь в ярости. Он тут же опровергает подлинность этого документа, называя его «ошибочным и неполным», и подает иск в Апелляционный комитет ФИФА, с которым я тоже столкнусь два года спустя. 16 декабря 2014 года его иск был отклонен. Сразу на следующий день он подает в отставку, прощальными словами ставя диагноз внутреннему устройству ФИФА и особенно ее комитету по этике: «Ни независимый комитет по управлению, ни следственные процедуры не могут изменить стиль работы организации».
Если 13 ноября решение Эккерта заставило меня потерять уверенность в независимости Судебной палаты, то сейчас отсутствие твердой руки в руководстве заставляет сложить с себя должностные обязанности. Я же в попытке защитить себя отстраняюсь от конфликта заявлением, о котором, чувствую, буду сожалеть, как об очередной своей шутке: «Комиссия по этике ФИФА была создана, чтобы сделать ее процессы более прозрачными и понятными. Мы хотели этого больше всего. Но это еще больше все запутало. Отставка Майкла Гарсии ― очередной провал ФИФА»
[63].
Топор войны «раскопал» Зепп Блаттер. Грустно. Теряя друга, ты теряешь еще и часть себя. Несмотря на заключение, озвученное Гарсией в своем докладе, о котором Зепп знал, он клянется, что снимет с меня скальп. Единственное его желание ― навредить мне. Он распространяет в международной прессе слухи о том, что Саркози приказал мне голосовать за катарцев. Заевшая пластинка, которую он будет воспроизводить и на допросе следователей из PNF (Национальной финансовой прокуратуры) ― он выступает в качестве свидетеля в Швейцарии 20 апреля 2017 года.
PNF, как и ее швейцарский сосед, занимающаяся громкими финансовыми преступлениями, в середине 2016 года начинает предварительную проверку. По словам одного из представителей, их также интересуют условия, в которых проходили выборы стран-организаторов Чемпионатов мира по футболу 2018 и 2022 годов, чтобы «установить, могут ли некоторые граждане Франции быть замешаны в нарушениях». И мы легко можем догадаться, кого он подразумевает под «французскими гражданами».
18 июня 2019 года я ответил на повестку из OCLCIFF (Бюро по антикоррупционной деятельности судебной полиции), которую получил по почте месяцем ранее. Я совершенно спокоен и даже подумываю явиться в Бюро без сопровождения адвоката. В моих домах в Кассисе и Париже провели обыск утром 14 декабря 2017 года, затем допросили. Этот проклятый день я запомню на всю жизнь. День, когда умер мой отец.
Но, прибыв в 8:30 утра в офис в Нантерре, полиция уведомит меня о моем задержании. Нахождение под стражей в «техническом» заключении. Процедура, предназначенная для того, чтобы я гарантированно не мог связаться с другими подозреваемыми, о которых даже не знаю. Речь о Софи Дион и Клоде Геане, с которыми состоится встреча в 20:30.
Спустя вот уже 10 лет после обеда в Елисейском дворце я должен заново дать показания и повторить то, что говорил уже сто раз! О Катаре, о Блаттере, о ФИФА, о «ПСЖ» и даже о Евро-2016!
СМИ уже в ожидании сенсационных новостей. Через пять минут после моего приезда интернет-издания, очевидно, лучше осведомленные, чем сами участники процесса, в длинных статьях объявляют о моем временном заключении под стражу. Международная пресса подхватила. Проблема в том, что во многих зарубежных странах выражение «под стражей» подразумевает арест. Немудрено, что я был в замешательстве.
Глава 11
В эпицентре бури
«Облизываем, оставляем в покое, отрубаем голову». Правило трех «о» хорошо известно всем выпускникам школ журналистики. Итак, 29 января 2013 года. В новостных редакциях царит суматоха. Тут же выходит еженедельник France Football с броским заголовком «Катаргейт», перекрывающим всю первую полосу белыми буквами на черном фоне, со статьями, ставящими под сомнение легитимность выборов, на которых Катару предоставили возможность провести Чемпионат мира 2022, из-за коррупционных договоренностей. Статья представляет собой компиляцию из уже опубликованной информации, но логично структурированной, так что виновником всего оказывался я. Любопытно. На тот момент расследование судьи Майкла Гарсии находилось в зачаточном состоянии, но некоторые газеты уже делают выводы, столь же поспешные, сколь и категоричные.
Я всегда поддерживал кисло-сладкие отношения с журналистами и никогда не требовал к себе особого отношения. Я никогда не раздавал газетам указания, как обо мне нужно писать, никогда не просил предварительный вариант интервью, хотя это могло бы избавить меня от некоторых проблем. Я помню, каким был футбол до падения Берлинской стены. Я знаю, что такое ограничение свободы слова, и мой польский друг Збигнев Бонек часто говорил со мной об этом, когда мы жили в одной комнате во время выездов с «Ювентусом». Вот почему я ставлю свободу прессы превыше всего.
