Несколько недель спустя, в разгар лета 1992 года, газета Sport Plus публикует результаты опроса Института изучения общественного мнения: 45% французов хотели бы видеть в лице организатора Чемпионата мира меня. Согласно опросу газеты But, мне доверяют все 90% французов. Доверие, которому можно позавидовать! Взять хотя бы президента Французской федерации футбола Жана Фурне-Файяра, который, даже несмотря на травмы, полученные во время обрушения «Фуриани», втайне надеялся заполучить эту должность. Он начинает вести нечестную игру и использует прием, который я не приемлю на поле, ― да-да, он бьет меня в спину! Не стесняясь в выражениях, он твердит, что я недостоин этой должности, потому что недостаточно трудолюбив.
Человек, чей авторитет на этом посту неоспорим, ― это Фернан Састр. Он блестяще руководил комитетом все это время и привел его к победе. Совершенно закономерно он должен был возглавить и проект Франция-98. Но наверху не отказывались от идеи поставить на эту должность человека, совмещавшего в себе амплуа и политика, и спортсмена, как это было на Олимпийских играх в Альбервиле; действительно, тандем Мишеля Барнье, тогдашнего президента генерального совета Савойи, и легендарного лыжника Жана-Клода Килли
[21] работал как часы.
Разумеется, Фернан Састр отлично справился бы в одиночку, но одна встреча радикально изменит ход истории, а заодно и мою судьбу
[22]. В начале сентября, обедая с Жаном-Луи Шамбоном в знаменитой брассери Le Dôme, на бульваре Монпарнас, Франсуа Миттеран в сопровождении своего министра Мишеля Шарасса усаживается за столик отведать устриц. Решительным шагом Президент Республики направляется к столу Фернана Састра и говорит ему дружелюбным тоном:
– Как дела? Не зайдете ко мне на днях? И как проходят переговоры с Платини? Из вас двоих получится чертовски хороший тандем.
Не могу сказать точно, не была ли эта встреча так ловко спланирована заранее. Тем не менее Фернан Састр, получив президентское благословение, вряд ли мог отказаться от этого вынужденного «брака». К лучшему или к худшему, но все-таки разделили должность президента Чемпионата мира 1998 пополам. Наш союз был официально оформлен 12 ноября 1992 года.
Хотя мы с Фернаном были знакомы уже очень давно, нам еще только предстояло научиться «приручать» друг друга. Пробыв на посту президента Французской федерации футбола с 1972 по 1984 год, для своего поколения он стал президентом-символом. Это тот самый человек, чье круглое лицо с улыбкой до ушей вы могли видеть рядом с президентом Валери Жискар д’Эстеном, когда я поднимал Кубок Франции, выигранный с «Нанси» в 1978 году. Мне было 23. И это был мой первый трофей. 8 декабря 1984 года я подарю ему вымпел с матча Франция ― ГДР как прощальный подарок, по случаю его последнего международного матча в качестве Президента Федерации.
Помимо президентства ФФФ он исполнял роль главы так называемой Комиссии Састра, в которой я как раз участвовал, созданной специально для того, чтобы обсуждать будущее футбола. В период ее работы мои предложения, в частности о сокращении числа команд первого дивизиона, отклонялись. Фернан хорошо разбирается в политике. Всегда знал, как выйти сухим из воды, хитрец. Вот что он сказал мне в первый день совместной работы:
– Знаешь, Мишель, я виделся с членами ФИФА. Они не против иметь двух сопредседателей. Но хотят, чтобы общался с ними кто-то один. Из нас двоих они выбрали меня.
Я ответил ему:
– Нет проблем, Фернан. Вперед, дерзай.
Несколько недель спустя один из трех членов комитета ФИФА позвонил мне, чтобы узнать причину моего отсутствия на рабочей встрече в Цюрихе. Фернан, который видел, как я делаю первые шаги в профессиональном футболе, изо всех сил пытался избавиться от моего имиджа игрока. Немного в патерналистской манере он часто меня осаждает своим громовым:
– Мишель, перестань нести чушь!
– Но, Фернан, я просто думаю вслух!
Держать язык за зубами ― урок, который я хорошо выучил. Рядом с ним я быстро расту, впитываю все как губка. Я восхищаюсь его работоспособностью и организованностью. А сам тогда был чем-то вроде сопредседателя-стажера. Среди всех этих чиновников в серых костюмах с большим послужным списком. И что я мог им противопоставить? Пустой лист, оставленный на экзамене по бухучету, когда я получал свидетельство о профпригодности? Работа в офисе для меня в новинку, прыжок в неизвестность без парашюта. Ведь с 17 лет я большую часть времени проводил на открытом воздухе, в пределах зеленого прямоугольника, каждый день вдыхая запах свежескошенной травы, который навсегда останется в моей памяти. Но для 37-летнего новичка вроде меня офис ― это рай. 2 января 1993 года CFO (Французский организационный комитет) выбирает в качестве резиденции дом по адресу Елисейские поля, 90. В пустом офисном здании мы с Фернаном оказались совершенно одни. Но этот разворот в книге жизни нужно заполнить. На этот раз я не собираюсь оставлять листы пустыми.
Уже через несколько недель становится очевидно, что мы дополняем друг друга. Он занимается политическими вопросами и документацией. Я отвечаю за коммуникацию, рекламу, маркетинг и сумасшедшие идеи. Вскоре к нам присоединился третий ― Жак Ламбер, ― и это одно из самых важных знакомств в моей жизни. Выпускник Национальной школы управления и префект Савойи, его рекомендовал нам Жан-Клод Килли. Он должен стать нашим генеральным директором, этаким премьер-министром.
Неутомимый труженик, великий слуга государства и невероятно прилежный работник. Мы втроем должны распоряжаться бюджетом в 2,4 миллиарда франков и вскоре более чем двумястами сотрудниками ― здоровенная машина, оказавшаяся под нашим руководством.
Наше первое важное решение ― интегрировать отдел маркетинга в состав финансового департамента. Ход, который нам пришлось защищать от нападок Фернана Састра, поскольку тот собирался доверить управление отделом своему другу Жан-Клоду Дармону ― пионеру спортивного маркетинга, прослывшего «мастером над монетой» во французском футболе. Но группа Дармона не соответствовала установленным стандартам ФИФА. Я думаю, что он все еще обижен на меня. В своей книге
[23] он сильно принижает мои заслуги и представляет как человека, жадного до денег. Как говорится, чья бы корова мычала. Также я узнал, что он как бы в шутку назвал один из своих спорткаров Платини. Возможно, так он хотел символически меня укротить, управлять Платини, как ему заблагорассудится. Я всегда относился к нему с подозрением. Навсегда запомнил, как однажды на командных сборах в 1982 году, в разговоре со своим товарищем, указывая на нас пальцем, он высокомерно заключил:
