Ближайшим соседом Ганса был никчемный молодой бездельник по имени Джо Гарви, промышлявший главным образом охотой и рыбалкой. Джо был умным негодяем, не имевшим никаких принципов, которые могли бы встать между ним и удачей. Будь у него хоть немного трудолюбия Ганса, он мог бы стать кем угодно, но его крайняя лень всегда окружала его словно каменная стена. Он во всем был полной противоположностью Ганса, но очень походил на него в одном: у него тоже было хобби, и этим хобби была продажа ослов.
Однажды, когда мельничные жернова живо перемалывали смесь из зерна, картофеля и молодых цыплят, Ганс услышал, как его зовет Джозеф. Подойдя к дверям, он увидел, что в руках у Джо три повода, к которым привязаны три осла.
– Послушай, Ганс, – сказал Джо, – вот три прекрасных осла для твоего стойла. Я растил их с самого рождения и знаю, что они первоклассные. Однако они выросли не такими крупными, как я ожидал, так что я отдам тебе каждого из них за мешок овса.
Ганс был в восторге. Он совершенно не сомневался, что Джо украл ослов, но у него был твердый принцип – никогда не упускать осла, чтобы потом не говорили, что с ним, Гансом, трудно иметь дело. Он немедленно вынес Джо мешки с овсом. Джо с серьезным видом оценил качество овса, а потом положил каждому ослу по мешку с овсом на спину и спокойно увел всех троих.
Когда он ушел, до Ганса дошло, что у него меньше овса, чем прежде, а ослов тем временем не прибавилось.
– Черт! – воскликнул он, почесав голову. – Я купить эти ослы и не иметь их, как не иметь и раньше, верно?
* * *
Его очень успокоило, что на следующий день Джо привел все тех же трех ослов.
– Эй! – закричал он. – Ты прифодить мне мои ослы. Ты фосфращать мне моя сопстфенность!
– О, прекрасно, Ганс. Если ты хочешь выйти из честной сделки, ладно. Я верну тебе твоих ослов, а ты вернешь мне мой овес.
– Да, да, – согласился мельник, смягчившись, – ты самый шестный шентльмен, каких я фидел. Но у меня больше нет офёс, и ты должен фзять пшеница.
И принеся три мешка пшеницы, он передал их Джо. Тот собрался погрузить мешки на спины ослов, но это уже было чересчур даже для Ганса.
– Эй, ты, воришка! Ты остафлять эти ослы мне, и уходить немедленно! Или я проломить тфоя голофа, понятно?
Пришлось Джо с неохотой привязать ослов к изгороди. Пока он этим занимался, Ганс отчаянно пытался думать. Вскоре его лицо прояснилось.
– Эй, откуда у тебя эта пшеница?
– Да ведь ты же отдал мне ее за ослов, старый болван.
– А откуда был офёс до того?
– Я отдал его тебе за ослов, – сказал Джо, вынужденный что-то отвечать.
– Тогда иди и приноси мне этот офёс, да пошифее!
– Ладно, Ганс. Одолжи мне ослов, чтобы увезти пшеницу, и я привезу тебе на них овес.
Джозеф уже начал впадать в отчаяние, но возражений не последовало, и он нагрузил ослов зерном и ушел в сопровождении своего послушного каравана. Через полчаса он вернулся с ослами, но, разумеется, без овса.
– Слушай, Джо, и где офёс, о котором пыло столько разгофороф?
– Черты бы тебя побрал с твоим овсом! – прорычал Джо, изображая гнев. – Ты разводишь столько суеты из-за сделки, что я решил с тобой не торговать. Забирай своих старых ослов, и покончим с этим!
– Тогда где моя пшеница?
– Послушай, Ганс, пшеница твоя, так?
– Да, да.
– И ослы твои, так?
– Да, да.
– И пшеница все это время была твоей, так?
– Да, да.
– Ну так оставь себе ослов. Я привел их с твоего пастбища. На что тебе еще жаловаться?
Голландец обдумал все сказанное, почесывая указательным пальцем голову.
– Шалофаться? Я не шалофаться, когда фсе хорошо. Теперь я фидеть, что софершил ошибка. Пошли, фыпьем.
Джо оставил ослов во дворе и вошел в дом, где они выпили по кружке пенного пива. Джо взял Ганса за руку и сказал:
– Мне жаль, что мы не сторговались. Может, когда-нибудь ты будешь вести себя разумнее. До свидания!
И Джо ушел и увел с собой ослов!
Ганс некоторое время стоял и смотрел ему вслед с довольной улыбкой, которая делала глупым его пухлое лицо. Повернувшись к жерновам с видом глубокого удовлетворения, он сказал:
– Черт побери! Этот Джо Гарфи хитрый шельмец, но он не суметь надуть меня подменой ослов!
Доктор Дедвуд, полагаю?
Меня зовут Шенди, и это рассказ о моем Сентиментальном Путешествии. Мистер Эймс Джордан Ганнетт, сын владельца газеты «Йорк * * *», с которой я связан через свой брак, отправил мне открытку в запечатанном конверте, в которой просил меня зайти в известный ресторан на Риджент-стрит. Я в тот момент находился в известном ресторане на Хаундс-дич. Я надел худшую свою одежду и свою единственную шляпу и отправился в указанный ресторан. Там я обнаружил мистера Ганнетта, который обедал, поедая горошек при помощи ножа, как это принято у его соотечественников. Он начал разговор в характерной для него манере.
– Где доктор Дедвуд?
После нескольких неудачных попыток угадать меня посетила удачная мысль. Я спросил его:
– Разве я бармен брату моему?
Мистер Ганнетт глубоко задумался, приставив указательный палец к носу. Наконец он ответил:
– Я сдаюсь.
Некоторое время он продолжал есть в полном молчании, словно очень серьезно настроенный человек. Внезапно он вновь заговорил:
– Вот подписанный пустой чек. Я пришлю вам все личные вещи моего отца завтра. Возьмите его и найдите доктора Дедвуда. То есть найдите его на самом деле, если сможете; но найдите. Прочь!
Я сделал то, о чем меня попросили, – то есть взял чек. Обеспечив себя совершенно необходимыми мне предметами роскоши, я удалился в свое жилище. На моем столе, стоявшем посреди комнаты, были разложены чистые листы белой бумаги и стояла чернильница с черными чернилами. Это был хороший знак: девственно-чистая бумага была типична для неисследованных внутренних территорий Африки, а черные чернила воплощали собой ночь варварства – или цвет самих варваров.
Теперь начиналось самое трудное дело, упомянутое в «Йорк * * *», то есть в истории. Раскурив трубку и уставившись на бумагу и чернила, я заложил руки за спину и отправился в путь от коврика перед камином ко Внутренним Территориям. Мне не хватает слов; предоставлю читателю самому вообразить это сцену. Не успел я сделать и двух шагов, как мой взгляд случайно упал на рекламный проспект одного врача-шарлатана, который я принес домой накануне, обернув в него бутыль средства для укрепления волос. Теперь я увидел написанные на нем слова: «21 лихорадка!». Это надолго выбило меня из колеи – не могу сказать точно, на сколько именно. Придя в себя, я сделал шаг вперед, и мои глаза сами собой остановились на моей перочистке, сделанной в форме тигра. Это вынудило меня отступить к камину за подкреплением. Рыже-белый пес, лежавший на коврике у камина, остался совершенно глух к моим мольбам – ничто не могло сдвинуть его с места.
