– Он… мёртв?! – настойчиво переспросил Калиман, снова закашлявшись. Выглядел он скверно, и вся ряса его ниже груди была тёмной от крови.
– Да, с ним покончено.
– Со мной… тоже, – невесело усмехнулся священник, утирая дрожащей ладонью кровь с подбородка.
Но когда он ухватил меня за плечо, не давая подняться, пальцы его оказались на удивление сильными.
– Постой! Ещё не всё! Мы не нашли… того, за чем пришли!
– Но епископ мёртв…
– Архивы! Его записи…
– Вам всё ещё нужны эти доказательства? Хотите передать их инквизитору?
– Нет! Сожги их! Найди и сожги! – в ужасе выкрикнул священник.
Отдышавшись, он добавил:
– Никто… не должен увидеть их! Соблазн слишком велик… Сожги их, во имя Триединого! Обещай мне!
Он продолжал стискивать меня за плечо, но хватка быстро ослабла. Ещё немного, и Калиман обмяк, роняя подборок на грудь. Тут даже не было нужды проверять пульс – и так всё было понятно.
В подземелье вдруг стало так тихо, что я расслышал потрескивание горящих факелов. Мне показалось, что я вообще остался единственным уцелевшим во всей этой бойне. Тайлин валялся без движения, демон Скверны тоже затих. Но потом до меня донеслись слабые стоны со стороны пыточных столов – кто-то из бедняг всё-таки выжил.
Я с трудом поднялся, придерживаясь за раненый бок. Огляделся. Перед глазами мелькали светящиеся красноватые линии, обрисовывая очертания предметов в тёмных участках зала. Вроде бы больше подвоха ожидать неоткуда. Но задерживаться здесь не хотелось. Надо разобраться с архивами Марбери и выбираться отсюда.
Но сначала, конечно, вернуть своё оружие.
Щит я подобрал в нескольких шагах от тела епископа. Прежде чем подходить к телу демона, тщательно просканировал его. Даже сейчас, неподвижный и залитый собственной кровью, он выглядел устрашающе. Меч, торчащий из его глотки, располагался почти вертикально и заметно светился изнутри.
Да уж. Почти Экскалибур.
Выдернул я его с трудом – вязкая плоть монстра будто засасывала клинок всё глубже. Или же он сам не желал покидать тела поверженного врага.
Если во время схваток я готов был списать вибрацию меча и раздающиеся время от времени рыки на игру воображения, то сейчас все эти сомнения развеялись. Я отчетливо расслышал удовлетворённое глухое рычание – будто у пса, глодающего кость.
К моему удивлению, меч здорово изменился внешне. Немного увеличился в размерах, расширение в последней трети клинка стало еще более выраженным. Но самое главное – клинок потемнел и покрылся алыми разводами, складывающимися в причудливый узор, похожий на светящиеся трещины на корке остывающей лавы. Это придавало ему хищный, зловещий вид. Неизменной осталась лишь рукоять – простая и лаконичная.
Да и Ама в описании выдала совсем другой текст.
Губитель Скверны. Стальной меч Лабиринта, пробуждённый и закалённый кровью исчадий Скверны.
Пробуждение дало оружию новые свойства.
«Кровная месть»: порождения Скверны и другие пораженные игнисом существа становятся заклятыми врагами меча. Он чувствует их приближение, предупреждает хозяина и помогает ему в бою.
«Жгучий кровопийца». В бою с заклятыми врагами меч при нанесении ран вытягивает кровь из своих жертв, превращая её в обжигающий огонь игниса.
Теперь стало понятно, почему меч светится. Кровь монстра, всё еще оставшаяся на нём, буквально горит, ощутимо раскаляя и сам клинок. За те несколько минут, что он был в ране, он раскалился так, что я с трудом удерживал рукоять в ладони – жар обжигал кожу даже несмотря на то, что амальгама притупила болевые рецепторы.
К счастью, оружие довольно быстро остывало. Оранжевая кровь демона, сгорая на клинке, испарялась без остатка.
Эреш была права – чтобы пробудить меч, достаточно было как следует напоить его кровью врагов. И здорово, что это оказалась именно кровь чудовищ – получился этакий специализированный гаджет именно против порождений Скверны и прочей порченной игнисом нечисти. Это мне очень пригодится, и не только в Лабиринте. В отличие от Света Зари, эта штука без батареек.
Клинок всё еще был довольно горячим, так что я не стал прятать его в кожаные ножны, а поместил в Суму фокусника. Сам же вытащил из держателя на стене один из факелов.
Но прежде, чем я успел покинуть зал, до меня донёсся окрик – слабый, но отчаянный.
Я обернулся в сторону пыточных столов.
– Помо… гите! – прохрипел оттуда один из несчастных. Глаза его влажно блеснули на фоне почти чёрного изможденного лица.
Вздохнув, я медленно подошёл. Приближаться к этим ребятам не очень-то хотелось – зрелище и издалека было плачевное. И я очень сомневался, что удастся как-то помочь. Разве что добить их, чтобы облегчить страдания, но от этой мысли мне становилось не по себе.
– Воды… – с трудом разлепляя потрескавшиеся губы, прохрипел несчастный.
Было удивительно, как он вообще ещё дышит. Сейчас, подойдя вплотную к пыточным столам, я увидел, что на всех, кто к ним прикован, буквально нет живого места. Незаживающие шрамы покрывали их густо, как полосы зебр, и складывались в рисунок, в котором, вероятно, был свой сакральный смысл.
Я достал из Сумы бутылку с водой и осторожно влил немного в раскрытые губы пленника. Он судорожно сглотнул, и лицо его вдруг просветлело. Глаза обрели осмысленное выражение.
– Ещё! – попросил он.
Влил я в него почти всю бутылку. Наконец, он закашлялся и обессиленно прикрыл глаза.
Я тем временем осмотрел крепления, которыми он был прикован к столу. Это были широкие металлические скобы, приколоченные к столешнице толстыми гвоздями. Так запросто и не сковырнёшь.
– Я попробую отыскать инструменты, чтобы освободить тебя…
Пленник устало покачал головой, не отрывая затылка от столешницы.
– Не надо… Я уже… не встану. Спасибо тебе, путник. И да хранит тебя…
Последнее слово он прохрипел еле слышно. Скорее всего, помянул местного бога, Триединого. Бессильно обмяк, будто заснул.
Я оглянулся на его товарищей по несчастью. Остальные были мертвы. Но, думаю, последние дни, а то и недели они и сами мечтали и молили только об этом.
Стиснув зубы, я отправился дальше, обыскивая подземелье.
Всё же Калиман не ошибался – раньше здесь располагалась обширная библиотека. В дальнем краю зала даже сохранились тяжелые деревянные полки для книг. Но большая часть была перенесена в соседнее помещение. Там же я нашёл и огромный письменный стол, который явно активно использовался самим епископом. На это указывали многочисленные записи и рисунки, выполненные чёрными и красными чернилами. На некоторых довольно искусно изображалась схема с двенадцатью пыточными столами и сложным геометрическим узором на полу.
