— Не думаю, — перевёртыш покачал головой. — На незнакомой местности, не зная, что их ждет… Вряд ли. Скорей всего станут лагерем в западном наделе у шахты. А вот завтра утром…
— Ты с нами? — в лоб спросил я.
— С вами, — покладисто согласился Ворон. — Мы будем рядом.
— Мы?
— Я взял на себя смелость пригласить в твой надел своих друзей.
— Перевертышей? — я тут же повеселел.
— А кого ещё? — усмехнулся Ворон. — Наша договоренность в силе?
— Ты про надел или про Порог? — уточнил я.
— Про обе.
— В силе, — подтвердил я. — Любой перевёртыш может жить в моем наделе, если от него или неё не будет проблем. Что до тебя, я постараюсь взять тебя с собой если у меня будет такая возможность и это не навредит миру, мне и моему роду.
— Замечательно, — Ворон расплылся в улыбке. — Кстати, будь осторожен. Многие уже начали копать под тебя и твое окружение.
— Удиви меня.
— Во-первых, Серебряный. Он неслучайно увязался за Максом. Расспрашивает про бои в остроге с твоим участием, несколько раз спрашивал не показывал ли ты какую-то пластину…
Ворон с интересом уставился на меня, ожидая, что я ему отвечу.
Я же кивнул, показывая, что принял слова перевертыша к сведению и… промолчал.
Слова Ворона насчет пластины словно активировали какой-то участок памяти, и я безошибочно почувствовал её присутствие в Инвентаре.
И это было… странно.
Хоть убей, но я не помнил, чтобы убирал пластину себе в Инвентарь.
Как улепетывал Гралух — помню. Как Воин в стальных доспехах поливал паромобиль пулеметными очередями — помню.
Помню даже огненные росчерки гранат и серо-стальную сферу Толстого. А вот момент поднятия пластины не помню.
И что-то внутри подсказывало, если бы не слова Ворона, я бы так про неё и не вспомнил.
— Во-вторых, — перевёртышу надоело ждать пока я отреагирую на новость о демонологе, — кое-кто из офицеров.
— Ну это не секрет, — я поморщился, вспоминая Спесова и своего однофамильца. — Списком поделишься?
— Увы, — Ворон развел руками, — точно не сейчас. Если только понаблюдать за ними некоторое время, но мне это не очень интересно.
— И не сомневаюсь, — усмехнулся я. — Но со своим окружением я как-нибудь разберусь и сам.
— В-третьих, чувствую интерес кого-то из зрителей или организаторов Золотого меча, — продолжил перевертыш. — Точнее сказать не могу. Но если в скором времени получишь приглашение на встречу — не удивляйся.
— Не думаю, что до этого дойдет, — я покачал головой. — Ты закончил?
— Почти, — усмехнулся Ворон. — Самый яркий интерес с примесью неприязни идет… от твоих друзей.
— Ты про гимназистов? — насторожился я.
В принципе, можно было и не удивляться. Так или иначе, у каждого дворянского рода свои интересы, куда я могу и не вписываться.
И я бы, на месте, того же самого Громова или Прокудина-Горского внимательно отслеживал всех одноклассников своего сына.
Особенно таких, как я.
Шутка ли, за столь короткий промежуток времени успел засветиться в отражении Волны и стал знаменитостью для зрителей Золотого меча. Михаил Иванов — Золотой гимназист!
Далее, конфликт и необъявленная война с гильдейскими. Почти сразу конфликт с северянами, окончившийся острогом…
И вот сейчас, весь мир следит за нашей партизанской борьбой против северных волков!
Ну, может и не весь мир, но какая-никакая аудитория у меня есть. И даже фанаты, присылающие милые подарки.
К примеру, вчера пришла фигурка крутого УГа, внешне похожая на Девятку, вот только странного серого цвета, да ещё и с игрушечной, но острозаточенной глефой наперевес.
И если хорошенько присмотреться, на поясе этого игрушечного УГа был приклеен малюсенький пергаментный сверток с лаконичным изображением молнии.
Сейчас я пока не балую зрителей частыми стримами, но как только Мастер Нико закончит со стеной…
В общем, Ворон сейчас меня нисколечко не удивил.
— Ты не понял, Миш, — перевертыш посмотрел мне в глаза, а его черные, как ночь, глаза, казалось, заглянули мне в душу. — Не одноклассники… Друзья.
— Кого ты имеешь ввиду? — неохотно протянул я, чувствуя, как на сердце появляется какая-то тяжесть. — Толстой?
Ворон молча покачал головой.
— Фил? … Славик? … Рома?
Перевертыш отрицательно качал головой, и чем дальше я перечислял ребят, чем тоскливей становилось на душе.
— Мирон. Это Мирон, да?
— Зря ты постоянно откладывал с ним разговор, — строго произнес перевертыш. — Как бы не стало… слишком поздно.
— Я поговорю с ним немедленно, — пообещал я.
— Тогда тебе следует поспешить, — Ворон нахмурился и, прикрыв глаза, посмотрел на запад. — По-моему он приближается к шахтам.
— Только не говори, что именно к тем, где… — внутри меня что-то оборвалось и я не нашел в себе сил договорить до конца.
— Да, — закончил за меня перевертыш, — к тем шахтам, где северяне разбили лагерь.
Глава 24
— Я успею? — Ворон только-только закончил говорить, а у меня в голове уже пронесся десяток мыслей.
Ведь сейчас, если Мирон попадется на глаза северянам, они его или убьют, или возьмут в плен.
Если возьмут в плен, то, скорей всего, достанут из него всю информацию про наш лагерь.
Даже я бы в таком серьезном деле не остановился перед пытками, чего уж говорить о северных волках!
А это значит, что Мирона необходимо перехватить.
— Перехватить его? Однозначно нет. Выйти на связь? Вряд ли. Он просто меня не услышит.
— Так, — я усилием воли взял себя в руки и сделал несколько глубоких вдохов-выдохов. — Где сейчас Бруно?
Бежать за Мироном бессмысленно. Тысяча северян — это не шутки, и я в лучшем случаю уйду не солоно хлебавши, в худшем — останусь без головы.
Значит остается надеяться, что его возьмут в плен.
Я бы, на месте северян, так и сделал. Разведка успехом не увенчалась, чего ждать — неизвестно, и малолетний балбес — это просто дар богов.
А раз его возьмут в плен я вижу два варианта решения проблемы.
Или вытаскивать Мирона из вражеского лагеря, или… нейтрализовать его. Его — Мирона, а не лагерь.
Поскольку вопрос встает ребром — или Мирон, или застава.
И какое бы решение я не принял, мне нужен Бруно.
Эх, ксуры подери недоумка Мирона! Ну зачем он туда поперся!
