У Анны есть хорошее правило: если делать нечего – спи. Всё же приятнее, чем сидеть, смотреть в одну точку и ждать.
Анна способна заснуть где угодно и в любое время суток. Она часто отключается в автобусе или метро, падая на соседа-пассажира, спокойно может продрыхнуть всю большую перемену на лавке в коридоре, несмотря на то что кругом шум. Спит она даже в кресле у зубного и в парикмахерской, когда ей всякие причёски плетут.
Вот эту естественную сверхспособность и я бы с удовольствием получил.
Анна постаралась устроиться поудобнее, хотя внутри шара это сделать непросто, посмотрела на запястье и заметила, что слово, которое она написала, пропало и осталось только мутное синеватое пятно, будто писала она не обычной шариковой ручкой, а перьевой… Хотя нет: перьевая тоже сразу не сотрётся. Ну, допустим, прозрачной акварелью, сильно разбавленной водой. Это было неприятно.
Как будто что-то нехорошее произошло.
Анна закрыла глаза и попыталась представить себе слово. Вспомнить. Не торопясь, выплыла закрученная улиткой буква «Д». И тут Анна задремала. Проснулась она от резкого толчка. Кусты и деревья плясали, и Анна поняла, что снаружи сильный ветер. Ей показалось, что возле реки танцуют какой-то быстрый танец три прозрачные, почти невидимые девушки-великанши: самые высокие деревья были им по пояс. Ветер усиливался, кусты клонило к земле. Пузырь прокатился несколько метров, и Анна внутри чуть не расшиблась. Её швыряло о стенки, о землю, потом пузырь подняло высоко в воздух, и он медленно, плавно поплыл. Девушки летели за ним. Наконец они остановились, ветер стих, и пузырь, покружив над лесом, постепенно опустился на поляну, где стоял табор Гулы.
Судя по всему, появлению Стантича здесь были не рады. Анна увидела, как он ожесточённо спорит о чём-то со старым цыганом, а рядом стоят ещё несколько мужчин. Увидев Анну, старый цыган подошёл и коротким острым ножом распорол пузырь.
– Спасибо, – сказала Анна.
– Зачем тебя принесли сюда барвалёрра? И зачем ты вернула нам Стантича?
– Кто меня принёс? Извините…
– Барвалёрра. Три девы-ветреницы. Видимо, им просто понравилась эта игра в мяч.
– Они могли отнести её куда угодно, но ведь решили именно сюда, – возразил Стантич.
– Зачем ты сделала его одним из нас? Я уже наслышан о тебе, хранительнице золота Гулы. Все наши несчастья начались с этого золота и с проклятого Стантича! Теперь он вернулся, чтобы снова натворить бед?
Анна молчала.
Когда её начинали допрашивать, она всегда уходила в себя, пряталась, как черепаха, под воображаемый панцирь. Особенно эффектно это выглядело, когда её вызывали к доске на алгебре. Она замирала с мелком в руке и впадала в оцепенение – попробуй доораться.
Стантич умолял простить его и разрешить остаться в таборе, старик раздражался всё больше. Кажется, оба уже забыли про Анну, но, как только она попыталась уйти, старик крепко схватил её за руку:
– Зачем, я тебя спрашиваю?
– Не знаю, – ответила Анна. – Просто жалко.
– А раз жалко, – сказал решительно старик, – пусть он теперь на тебе женится. Пусть твоё благословение погасит его проклятие.
– На мне? – испугалась Анна. – Мне четырнадцать лет. Правда. Может… потом как-нибудь?
– Да вполне подходящий возраст. Свадьба будет на третий день, послезавтра. Чем скорее рассеется проклятие, тем лучше. Может, и барвалёрра хотели сказать нам об этом, потому и донесли тебя.
– Ну… я его вообще не люблю… мы плохо знакомы… простите… – Анна даже не знала, что сказать.
Перспективы ей казались ужасающими. Она снова ушла в себя, замоталась в невидимый мысленный кокон.
– Успеешь и полюбить, и познакомиться, раз успела его вернуть. Здесь ты была шустра. Пойдёшь пока в шатёр Мирелы. А он, – старик с силой ткнул пальцем в грудь Стантичу, точно собирался пронзить его насквозь, – этот будет строить вам шатёр. И одежду свою поганую в костёр брось, что ты мужчиной переоделась? В штанах пришла, опозорилась!
Анна разглядывала свои мокрые джинсы. Переодеться в сухое – отличная идея, но сжигать брюки, которые купили всего пару недель назад, – это слишком. Бадлон тоже жалко, хотя он старый, но цвет хороший, вишнёвый.
Анна любит вишнёвый, типа он ей подходит больше всего. У неё и рюкзак вишнёвый, и пенал, и ещё куча разной ерунды.
Конечно, про джинсы и бадлон она думала, чтобы отвлечься от главного – абсурдной, идиотской свадьбы. И этих дикарей она собиралась спасать? До завтрашнего дня нужно выбраться отсюда.
Стантич, казалось, тоже не очень обрадовался, хотя не сказал ни слова против. Раз надо – ничего не поделаешь. Его главной целью было остаться. На Анну он теперь старался не смотреть и перестал с ней разговаривать.
«Какое благородство, просто сказочная благодарность», – мысленно злилась Анна.
– Тебе не повезло, – вздохнула Мирела, когда старик привёл Анну в её шатёр и объяснил, что именно нужно подготовить к свадьбе. – Такая судьба. Я уже научилась её принимать.
– А я не научилась! – ответила Анна и забилась в угол, чтобы обдумать план побега.
Хорошо продумывать план, когда не знаешь, куда бежать.
На полу лежал линялый ковёр. Анна села, прислонившись спиной к горе из тонких одеял и набитых травой подушек. В соседнем углу к мачте шатра была прибита какая-то странная икона. Над иконой болталось на грубой толстой нитке пыльное безголовое чучело летучей мыши.
– Зачем вам этот ужас? Вон… сушёная эта… фу… – спросила Анна.
– Как зачем? Лилияко приносит в дом богатство и счастье. Этот настоящий, сам залетел к нам. А если лилияко к кому залетит, обязательно ловить нужно и хранить потом. Мы его повесили в главном углу, к святой Саре, на почётное место.
В сороковом году первого тысячелетия жила цыганка Сара. Однажды её табор остановился недалеко от берега Сирийского моря в месте, которое ныне называют Прованс. Была Сара язычницей, почитала многих богов. Первой среди них была Астарта. Раз в год омывали ночью в реке или в озере статую богини, воздавая ей честь. В том году к ночи поднялась на море сильная буря. Думала Сара, чем прогневал небо её табор. Услышала она голос, который велел выйти к морю и ничего не бояться, потому что с моря придёт ей истина. А недалеко от берега билась лёгкая лодка без паруса и вёсел, а в лодке сидели Мария Дева и Мария Магдалина. Удивилась Сара, что плывут они по морю всё равно что в скорлупе грецкого ореха. Снова услышала Сара голос, велел он ей бросить на воду своё платье и вытащить на берег лодку. Сняла Сара с себя лучшее платье, которое надела к празднику Астарты, бросила на высокие волны и сама зашла в буйное тёмное море, хоть и не умела плавать. Увидела, что платье держится на волнах, и встала на него, как на плот. Так добралась она до лодки и вытащила её на берег, а гребла только руками, и вёсел никаких у неё не было. Пришли две Марии в шатёр к Саре и до утра рассказывали ей о своей вере, а на следующий день она от них крестилась и стала им служанкой до конца своих дней. Так они и ходили по земле вместе и проповедовали. Многих цыган обратила Сара. Теперь уже её статую купают раз в год в море, в том самом месте, где она спасла двух Марий. А затем надевают на неё лучшие платья и юбки, что принесли благодарные цыгане, и украшают цветами и золотом.
