Эйвери пришла в голову идея оформить все в тематике «Сна в летнюю ночь», связанной с их первым свиданием. «Шекспир в парке»? — спросила она, как будто я о нем никогда не слышала, а на самом деле точно слышала. Мы с Сибби ходили как-то раз. Я тогда только переехала, а она все еще была для меня и лучшей подругой, и профессиональным гидом — мастером отвлечения. Не сказала бы, что пойти на спектакль в парк — отличная идея для первого свидания, но только потому что на улице было минус 100 500, а на сцене играли «Троила и Крессиду», которая, насколько я поняла, повествует о торговле людьми и сексуальном рабстве.
«Сон в летнюю ночь» — о любви, по крайней мере в некоторых частях. Леса и феи, влюбленные пары, а у Эйвери, кажется, достаточно авторитета, чтобы контролировать изменения погоды — свидание с Ридом наверняка было просто идеальным.
Разработать дизайн было несложно. Много орнаментальности и художественных деталей, украшающих буквы, переплетенных с ними. В этом проекте я поозорничала, и всем, кто видел, понравилось.
Кроме Рида.
Сейчас выражение лица у него почти такое же, как и при взгляде на макет дизайна в нашу первую встречу. Можно подумать, он окончил курсы по нахмуриванию, а рот его словно на тетиву натянут. Пугающе сосредоточен, он точно заметит, если меня вырвет от нервов.
— Понятия не имею, о чем вы, — нервно отвечаю я. Попытки контролировать голос у меня выходят настолько же плохо, насколько хорошо Рид контролирует каждую частичку своего существа. Звучит почти смешно. Так и хочется выкрикнуть: «У меня бы все получилось, если бы не эти глупцы и их пес!» Крепко сцепив руки в замок, я отодвигаюсь от программы, будто боюсь обжечься.
Но Рид не настолько брезглив. Он протягивает руку — большую кисть с широкой ладонью, длинными пальцами, к черту какие-то там намеки — и касается края листа. Я не смотрю на него, но надеюсь, что он передумает, решит, будто ему привиделось. Не знаю, что произошло между ними с Эйвери, но расставания — дело сложное: можно бесконечно размышлять, что же пошло не так? Два года назад у Сибби возникла теория, будто банджист, с которым она встречалась, не был готов к серьезным отношениям, потому что банджо «поет как странник».
Надежда, конечно, слабая, даже несмотря на то, как Рид рассматривает программу. Он не из тех — в отличие от меня, — кто врет самому себе.
— В программе спрятан код, — говорит он, все еще смотря вниз, — секретный шифр.
О, нет. Полчаса назад я сетовала на тишину в магазине, а теперь так за нее благодарна. Если бы Сесилия услышала этот разговор, если бы кто-то из покупателей услышал — боги мои, если бы это просочилось в СМИ, — представить себе не могу, какой вред это нанесло бы моей карьере. В каком свете предстала бы я после всех конференц-звонков, на которых я пообещала то, что, возможно, даже не могу выполнить. На самом деле это бы все разрушило.
— Я…
Не дав мне шанса на очередное неубедительное отрицание, он двигается, пробегает пальцем вдоль первой строки, останавливается на седьмом слове: «Обещания». Кончик пальца указывает на букву «О», вокруг которой я нарисовала первую фею: она смотрит влево, слегка касаясь вершины буквы и как бы падая, ее крылья с прожилками — для них я брала особо тонкий линер — расправлены. Я сделала ее светловолосой, чтобы придать схожести с Эйвери, хотя фея настолько крошечная, что схожести в схематичных чертах лица не увидеть.
Он передвигает палец на вторую строку, где их имена соединяет оплетенный виноградом «». Я особенно им горжусь. Рид останавливается на втором имени невесты — Шеннон, указывая пальцем на букву «Ш», между вершинами которой я разместила капли любовного зелья из второго действия. Чуть выше капель изображен озорник пак с согнутой рукой, будто он только что свершил свою шалость.
На третьей строчке я украсила первую «И» в названии отеля «Интерконтиненталь», превратив перемычку в лиственное ложе, а длинные локоны Титании — в ножку буквы.
Рид ведет палец дальше. «Б» в «Бракосочетании»: очередная веселая, румяная фея висит, одной рукой держась за крышечку буквы. Затем заглавная «К» в имени скрипача Криса: фея, спрятавшись в пространство между ножками буквы, подняла брови и приложила палец ко рту, игриво напоминая всем соблюдать тишину. И наконец, «А» в сочетании «Счастливое событие»: ослиная голова Основы выглядывает из отверстия, длинное ухо согнуто. Рисунки распределены по всей программе, но даже так слово читается…
— Но есть и другие рисунки, — говорю я. Все еще опасаясь прикасаться к программе, киваю на цветочную арку над первой строкой. Иллюстрации в программе повсюду: какие-то на буквах, другие внутри. Цветы и лозы, фе…
— Но не таких, — прерывает он и ведет пальцем вверх по зашифрованному слову, останавливаясь на «О».
— Не фе… — начинает он и спотыкается, между нахмуренных бровей уже пролегла борозда. Думаю, Риду нечасто в жизни выпадал случай поговорить о феях. Кроме, наверное, первого свидания со своей первой женой. Он кряхтит:
— Не персонажей. Здесь только узоры.
— Это случайность, просто совпадение.
Уже произнося это, чувствую неприятный укол где-то в животе, не похожий на ощущение тошноты от нервов. Мало того что я сделала, так теперь еще и буду отпираться, пытаясь выставить его сумасшедшим? Ужасно подло. Напоминает «Троила и Крессиду» или того хуже — дом.
— Нет. — Это самый человечный слог, произнесенный им с момента появления сегодня в магазине. Он поднимает глаза от программы, смотрит прямо на меня и… как будто сквозь. Вот оно что, вот почему Рид Сазерленд показался мне таким грустным и потерянным. Это все его взгляд. — Я вижу это, — произносит он, — я разбираюсь в шифрах.
Моя бровь дергается на этих словах. Как будто я настолько тупая, что зашифровала слово «ОШИБКА» в свадебной программе парня, который азбуку Морзе придумал или вроде того.
— Вы разве не в банке работаете? — спрашиваю я. Расплывчато помню слова Эйвери о том, что Рид работает на Уолл-стрит, которая всегда виднелась мне целым банкирским роем клерков в черных и темно-синих костюмах, а вместо зрачков у них символы валюты.
— Я биржевый аналитик, — отвечает он, будто я знаю, кто это.
— А специализация?
Покачав головой, он отвечает:
— Построение математических моделей для инвестиций. Прогнозирование рисков, числа, коды. Понимаете, к чему я?
Не понимаю я, к чему он. На словах о математических моделях я вспомнила, как в десятом классе на уроке геометрии учитель смастерил нам куб из коктейльных трубочек и пластилина. Вряд ли Рид этим на работе занимается.
— Да, понимаю, — говорю я. Забавный факт: то же самое я ответила когда-то мистеру Местеллеру на вопрос, поняла ли урок с трубочками и пластилином. По геометрии у меня была двойка.
Тишина затянулась. Так кажется, хотя в действительности прошло всего несколько секунд. Программа между нами — словно надгробие. Надпись совершенно не жизнелюбиво гласит: «На этом месте покоится все, ради чего ты работала столько лет. Оно погибло от твоей вздорной, лезущей не в свое дело руки».
