— Вы все верно поняли, — быстро произносит он. Затем чуть сдвигает ладонь и обхватывает пальцами свою чашку, поворачивает на четверть вокруг оси. Движение выходит удивительно точным. Кажется, он не собирается продолжать, и я сижу, уставившись в свою чашку. Вдруг он заговорил, но так тихо, будто вообще не ко мне обращается.
— Я… подстраивался. Она была главной, а я следовал, потому что так было легче. Вот такие отношения.
В удивлении я смотрю на него, и в воздухе между нами вычерчивается шрифт Спенсериан — первая за месяцы искорка вдохновения. Мне это чувство знакомо, гласит надпись, но я молчу. Мы в тишине потягиваем напитки, а поскольку мой — это настоящий дефибриллятор в чашке, я первая возвращаюсь в игру.
— Я ничего подобного не планировала, — обыденно говорю я, стирая, как ластиком, уже образовавшуюся между нами связь. — Это просто случается само собой, я только потом осознаю. — Какое-то странное и новое ощущение: хочется все ему рассказать. «Иногда буквы открывают мне правду: когда мне нервно, трудно, одиноко. Когда я в ступоре… ничего не могу нарисовать, а если пытаюсь — высказываю в рисунках больше нужного».
Но что хорошего ждать, если я все расскажу? Ему это не поможет, а меня и вовсе погубит. Я не хочу, чтобы об этом пошли разговоры, ведь я многого добилась и продолжаю добиваться. Думала, что могу исправить все, отказавшись от свадебных заказов; думала, что после усилий, затраченных на собственное дело, обрету чувство собственности, чувство контроля. Конечно, планы чужие, но ведь идеи для планеров, их исполнение — это моя придумка, мое видение.
Я снова выпала из реальности в очень важный момент, и Риду лучше об этом не знать.
— Мне очень понравилось работать над оформлением, — говорю я, взяв бодрую ноту. — Правда. Мне нравятся пьеса, отсылка к вашему первому свиданию…
Снова борозда меж бровей:
— Какая еще отсылка?
— К вашему первому свиданию. «Сон в летнюю ночь», спектакль проекта «Шекспир в парке»?
— При чем тут наше первое свидание? На первом свидании мы пили кофе в вестибюле здания, где я работаю.
— Оу, — произношу я. Внезапно кофейня, где мы сидим, превратилась в мой личный ад. Лучше бы мы занялись чем-то противоположным походу в кофейню. Как насчет вендингового автомата с таблетками снотворного? Что угодно, лишь бы не напоминало ему о свидании с бывшей невестой, чью жизнь я, возможно, разрушила.
— Встречу организовал ее отец.
— Как мило.
Совсем не мило: его борозда исчезла, теперь левая бровь вздернута вверх. «Ты это всерьез?» — будто спрашивает она.
— Он также является моим начальником.
— О бог мой, — сдавленно произношу я. — Вас уволили?
— Нет, я… — он переводит взгляд на чай, — ценный для него сотрудник. Мы решили дело полюбовно.
— Должно быть, очень неловко. — Вряд ли более неловко, чем сейчас здесь, но все же.
Рид слегка пожимает плечами, чуть небрежно и очень нехарактерно для него. Неожиданно.
— Это работа.
Должно быть, он говорит о своей должности, но кажется, что к этой «работе» относится и помолвка с Эйвери. И разрыв, каким бы полюбовным он ни был.
— Прошу прощения за то, что назвал вас продавщицей, — говорит он, резко сменив тему. Я даже не сразу сообразила, о чем он. — Само собой, мне кажется, что вы очень талантливы.
Как внезапно. Я даже прыснула чуть-чуть от смеха. Пусть этот утомительный вечер нас ни к чему и не привел, но интуиция у меня хорошая, особенно когда дело касается Рида Сазерленда. И можно с точностью сказать: сегодня, как и год назад, Рид ведет себя так, будто у меня вообще никаких талантов нет.
— Само собой?
— Да, — отвечает он. — Все вышло… эм, Эйвери очень понравилась ваша работа.
— А вам нет. — Я уже жалею о сказанном. Чего я пытаюсь добиться? Что за приманку разбрасываю? Нарываюсь на комплимент от парня, которого хочу забыть как можно скорее после этой встречи? Рид знает, как я воспользовалась своим талантом, пусть лучше не вспоминает о нем вообще.
— Я… — подвинул чашку, снова как стрелка часов. — Я был поражен. Взглянув на эти буквы, я… увидел в них цифры. То, что я понимаю. Увидел знак.
Знаю, каково это. Когда я впервые увидела, то есть по-хорошему рассмотрела рукописную букву, ей оказался старый городской знак. Тогда я тоже подумала, что понимаю его. Вижу его возможности, вижу, как много эта буква выражает. Втайне мне даже приятно, что Рид испытывает то же по отношению к моим буквам.
Но нельзя воспринимать, что он сказал — будто был поражен моей работой, — как комплимент. Я поступаю подло, мелко и незрело. Моя работа не посылать людям знаки. Моя работа — оформлять людям планы, которые они себе уже построили. Надо заканчивать. На благо всех надо найти способ, как это прекратить. Ожить, выйти из творческого кризиса. Сдать работу в срок, чтобы вывести мой все еще стартап на новый уровень.
— Больше такого не повторится, — произношу я больше для себя, чем для него. Лучше бы я сказала это про себя. Про себя и перед зеркалом в ванной. В моем обещании звучит мольба, чтобы он никому не говорил, но по натянутым губам Рида я понимаю: ему вся эта ситуация не по душе.
— Могу заверить вас, что не намерен с кем-либо это обсуждать.
Видимо, это обещание в ответ — его вариация слов «я никому не скажу». Я должна быть довольна или хотя бы спокойна. А чувствую себя так, будто совершила наркосделку по версии «Антологии драмы». В прошлой эпохе.
Рид двинулся, будто собираясь встать, и мне стало страшно, что эта недоговоренность так и застрянет между нами, поэтому я решилась спросить… первое, что пришло в голову:
— Почему нет?
Вздернув левую бровь, он молча возвращается в кресло. Точным движением поворачивает чашку, затем смотрит на меня.
— То есть, если вы все знали еще тогда, почему пришли ко мне сейчас? Почему не… не до свадьбы?
— Это не было самым срочным делом в моем списке. — Этим сухим ответом он все же умудрился донести до меня мысль: я разрушила каждую деталь его жизни — отношения, конечно же, благосостояние, карьеру, возможно, даже дружбу. — И, кажется, время меня поджимает.
— Время поджимает? — Я почти визжу. С ним что-то не так? Я что, вхожу в его предсмертный список дел? Кажется, у меня глаза выскочили из орбит и полетели через стол, прямо как в мультиках. Пожалуйста, пусть с ним все будет хорошо, думаю я, переполняясь эмоциями.
— Ох, нет, что вы, — быстро говорит он, явно обеспокоившись моими мультяшными глазами. — Я переезжаю из Нью-Йорка. К концу лета, скорее всего.
— О, мне жаль.
Жаль? А чего мне жалеть? Его отъезд мне только на руку. В конце концов, это лучшее окончание такого вечера, разве что Рида вдруг поразит выборочная амнезия, и он забудет обо мне и свадебной программе.
