Внутри было тихо. Но тишина эта была прошита множеством едва различимых звуков: встревоженным курлыканьем голубей под крышей, шелестом крыльев, поскрипыванием досок, шуршанием штукатурки под ногами. Босой Мирославе придется нелегко, но она сама так решила. А потом они услышали звук, которого не должно было быть в этом месте. Что-то булькало и посвистывало, словно бы из порванной велосипедной шины выходил воздух.
– Стой тут, – сказал Артём шепотом и оттолкнул Мирославу себе за спину. – Сначала я.
Конечно, она его не послушалась. Уже тогда она была чертовски упрямой девчонкой. Непонятную каменную громаду, которую Разумовский приспособил под рабочий стол, они обходили «паровозиком»: Артём шел впереди, Мирослава следом.
…Он лежал у основания лестницы в неестественной, вывороченной какой-то позе. Он лежал с закрытыми глазами, и можно было подумать, что он мертв, если бы не эти звуки, вырывающиеся из его груди.
– Леша! – Мирослава оказалась проворнее. Мирослава первая поняла, что произошло. Она бросилась к лежащему на грязном полу Лехе, бросилась и замерла в отчаянной нерешительности.
– Не трогай его, Мира, – сказал Артём тихо. – Не трогай. Если у него переломы, мы можем только навредить.
У него были переломы. Иначе, откуда эта неестественная поза? Откуда лужа крови у него под головой? Их друг решил обследовать Свечную башню без них, оступился и сорвался с лестницы.
– Лёшенька… – Мирослава стояла перед ним на коленях, дрожащей рукой гладила его по волосам. – Лёшенька, как же так? – Она обернулась, снизу вверх посмотрела на Артема. – Тёма, надо что-то делать! Что нам делать, Темочка?
Он знал, что надо делать. Надо будить взрослых и вызывать «Скорую». Он очень надеялся, что Лехе еще можно помочь. А на что еще им было надеяться?
Он уже принял это первое свое взрослое решение, когда снаружи послышались звуки шагов. Кто-то приближался к Свечной башне. Похоже, взрослые сейчас все сами увидят. Это была трусливая, по-детски наивная мысль, но Артём все равно ей обрадовался.
– Кто-то идет! Прячься! – Он дернул Мирославу за руку, почти силой потащил в темноту, подальше от лестницы.
Мирослава хотела что-то возразить, но он не дал.
– Сейчас его найдут, Мира. Пусть они сами его найдут. Найдут и помогут.
Она поняла, потому что больше не сопротивлялась, только плечи ее дрожали мелкой дрожью. Наверное, уже не от холода.
Открылась дверь, в проеме они увидели темный, искаженный лунным светом силуэт. Это единственное, что они могли видеть с того места, где прятались. Оставалось только слушать, и Артём превратился в слух.
Вошедший, кем бы он ни был, двигался тихо и осторожно. Он обошел громаду постамента и, кажется, остановился неподалеку. Послышался скрежет камня по камню, потом шорох и снова скрежет. А потом вошедший отступил от постамента и увидел Лёху. Артём понял это по сначала сбившемуся, а потом участившемуся дыханию, по ускорившимся торопливым шагам. Все, сейчас он поймет, что случилось несчастье, что Лехе нужна помощь, и вызовет «Скорую».
Мучительно долгие мгновения не происходило ничего. Наверное, для осознания такой беды нужно время, но скоро он осознает и начнет действовать. А то, что он не издает ни звука, что молчит и даже не пытается позвать Лёху по имени, это от шока, никак иначе.
Наверное, первый шок прошел, потому что тишину снова нарушил звук шагов, на сей раз удаляющихся. Хлопнула входная дверь, отсекая завывания ветра и тревожный шелест листьев на старых липах.
Мира выбралась из укрытия первой, снова подбежала к Лехе, заскулила, как брошенный щенок. Артём бы и сам заскулил, если бы был один. Волком бы завыл от ужаса случившегося, но вместо этого он проверил пульс. В какой-то момент ему показалось, что Лёха мертв, а потом он поймал слабое, неритмичное биение. И грудная клетка Лёхи поднялась, а потом опустилась, издавая тот самый булькающий звук. Они не могли бросить своего друга вот так, до прихода помощи. Они решили оставаться рядом с ним столько, сколько потребуется, и спрятаться, когда через пару минут в башню прибегут взрослые.
…Никто не прибежал. Ни через пару минут, ни через четверть часа. Мирослава поняла все первой. Она всегда была самой смышленой из них.
– Он никому не сказал, Темочка, – прошептала она. – Он просто бросил его тут умирать.
В ее голосе одновременно была уверенность и недоумение. Надежда все еще боролась в ней с осознанием чудовищной несправедливости мира.
– Он умрет тут, Темочка… – Она всхлипнула.
– Он не умрет. – Решение пришло быстро, единственно возможное решение. – Побудь с ним, я сейчас.
Она не стала спрашивать, куда он. А он не стал думать, что оставляет ее в опасности. Может быть потому, что снаружи уже забрезжил рассвет, а там, где рассвет, нет места злым силам?
К домику на окраине усадьбы он добежал за пару минут. Входная дверь была открыта, из глубины комнаты доносился громкий храп. Лёхинбатя любил выпить и не любил запирать дверь на замок. Артём знал это, потому что уже бывал в этом доме, бывал, знал планировку, знал, где стоит древний дисковый телефон.
Номер скорой он набрал, не давая себе времени на раздумья, и когда на том конце провода послышался женский голос, быстро и четко изложил все необходимое. На вопросы о том, кто он такой, отвечать не стал, просто попросил приехать, как можно быстрее. Все, теперь им оставалось только ждать.
Ждали все там же, в башне, беспомощно стоя на коленях перед затихшим, почти неживым Лёхой. Звук мотора Артём услышал первый.
– Мира, нам надо уходить.
Она не хотела, ему пришлось сгрести ее в охапку и силой вытащить из башни.
Он не ошибся, по подъездной аллее медленно ехала машина «Скорой помощи», впереди трусцой бежал дежуривший в ту ночь охранник, показывал путь. Они наблюдали за происходящим из-за кустов сирени, и лишь когда носилки с Лёхой погрузили в «Скорую», Артём сказал:
– Мира, все, нам нужно уходить.
– Ему же помогут, да? – Она куталась в его олимпийку, переступала с ноги на ногу. – Мы же все сделали правильно, да?
Артём не знал ответа ни на первый, ни на второй вопрос, но сказал то, что Мирослава хотела услышать.
– Все будет хорошо. Пойдем, пока нас не увидели.
Им удалось добраться до административного крыла незамеченными. В комнату Мирославы они залезли через окно и тут же это окно закрыли. Несколько мгновений они молча стояли друг напротив друга, а потом Мирослава легонько коснулась его руки:
– Тебе надо идти, Тёма. Сейчас проснется Лисапета.
Он знал, что так и будет, но все равно медлил. Ей пришлось толкнуть его в грудь.
– Иди! Встретимся утром.
И он ушел. Ему, как и ей, хотелось побыть одному. Им нужно было подумать над тем, что случилось. Спать никто из них не собирался. Да им бы и не дали.
