– Эх, – покачал головой Хорьков. – Вот только стоит захотеть провести вечер в компании потрясающей женщины, как у нее, оказывается, на тебя нет времени.
– Я уверена, у тебя имеется внушительный список тех, кто с удовольствием уделит время гениальному хореографу, так что не прибедняйся, – отмахнулась я.
– Но тех, с которыми меня связывают близкие отношения помимо обыкновенной физиологии, меньше, чем пальцев на одной руке, – заметил он.
– Тебе никто не мешает это изменить, влюбиться и построить семью.
– Кроме меня самого, – хмыкнул Хорьков. – Не только женщины дуют на воду, когда не получилось с молоком.
История с бывшей женой у Саши была темной, я не лезла ему в душу, но понимала, что до сих пор не отболело, раз он не мог двигаться дальше. По собственному опыту знала…
Вскоре разговор закруглился, мы согласовали график для финальных репетиций и прогона на сцене, и Хорьков ушел. Я приняла душ, привела себя в порядок и поехала за дочерью. Марго забрала ее и собственного сына после школы к себе.
В такие моменты, когда работа накладывалась на мою жизнь, не оставляя в ней даже коротких пауз, я особенно радовалась, что у меня есть верная подруга. Не просто суррогат дружбы, когда вы находите друг друга лишь в моменты нужды, а когда всегда рядом. Почти что в горе и в радости.
Эти торжественные слова клятвы больше подходили для искренней настоящей дружбы, чем для моего брака, который не прошел проверку испытаниями.
Я сосредоточилась на дороге, а в голове у меня все так же прокручивался утренний визит Дубравина.
«Ну так выходи за меня», – голос бывшего мужа продолжал звучать в моих ушах, а руки мелко дрожали и сердце грохотало в висках, точно безумное.
Я ужасно злилась.
На себя, потому что до сих пор реагирую так на мужчину, которого давно должна была оставить в прошлом.
На Дубравина, который вновь цунами ворвался в мою налаженную жизнь и одним появлением перевернул привычный мир с ног на голову.
На саму ситуацию, которую не могла и в страшном сне представить.
А еще меня расстраивало непонимание, почему я не могу даже на минутку взять передышку и перестать думать об этом. Словно зациклилась, бежала по кругу и только теряла силы.
И пока я не могла совладать с эмоциями, внутренний голос продолжал нашептывать мне, что на предложение Вершинского я реагировала совершенно иначе…
ГЛАВА 31
– Ты не заболела, часом, Васен? – забеспокоилась мама.
Время близилось к полудню, мы поставили тертый пирог в духовку, а сами принялись лепить вареники с вишней. Руслана увязалась за Мусей в теплицы. Бабушка до сих пор занималась фермерством, у нее даже собственное маленькое производство имелось, в поддержку безГМОшки, как говорила она сама.
Отец работал даже в субботу. Его срочно вызвали на экстренную операцию.
Мама даже не расстроилась, попривыкла за долгую совместную жизнь к таким форс-мажорам, а я еще раз убедилась, как тяжело быть женой хирурга. Хотя не в профессии было дело, скорее в отношении к ней. Отец всю душу вкладывал в дело, которым занимался. Видимо, трудоголизм нам перешел именно от него и Муси.
Миша с Никитой были во дворе, соревновались в рубке дров.
– Нет, мам, – ответила я, улыбнувшись.
– Не врешь мне? Взгляд у тебя какой-то больной… – хмурилась моя проницательная родительница. – Точно грипп не подхватила? Сейчас много новых штаммов ходит…
– Точно.
– Тогда что-то другое случилось?
– Дубравин в моей жизни опять случился, – вздохнула я, понимая, что мама без ответа просто так не отстанет. Когда нужно было, она работала лучше, чем агенты спецслужб, любую информацию из тебя выудить могла. Вот поэтому Мишка с Ником никогда мне не говорили, куда сбегали из дома на вечеринки, чтобы не выдала. – Он посильнее любых болячек кошмарит.
– И что же потребовалось твоему бывшему мужу? – нахмурилась мама. – Не Руслана ли?
– А ты откуда знаешь? – удивилась я.
– Это все равно рано или поздно должно было случиться.
– Не должно. Я наводила справки, он улетал за границу. Думала, что навсегда, а оно вот как…
– Сколько веревочке ни виться, Васенька… – покачала головой мама. – Так что хотел господин Дубравин?
Я пересказала в двух словах, не особо вдаваясь в подробности, чтобы не нервировать родительницу лишний раз. Она и так у меня была слишком чувствительной, поэтому мы все старались беречь ее здоровье.
– Шиш ему с маслом, а не Русю, – поставила точку в разговоре я, ударив кулаком по столу. – Не на ту нарвался со своими требованиями и запугиваниями. Я уже не та влюбленная дурочка, у которой весь мир рухнул. Смогу дать отпор.
– Конечно, не та, – улыбнулась уголками губ мама. – Ты смертельно обиженная влюбленная дурочка – разница, неуловимая обычному человеческому глазу, но ощутимая по степени твоей готовности к глупым рискам.
– Что? – не поняла я.
– Вся в отца и Мусю.
– Э?
– Думаешь, они всегда такими мудрыми были? Муся, если верить разговорам, так вообще породой «оторви да выбрось» славилась. Это потом жизнь ее пообтесала да научила уму-разуму. Вот и ты весь трудный Роговский характер проявила.
– Я что-то не улавливаю, – нахмурилась я. – Это ты сейчас мне хочешь сказать, что я ошибаюсь?
– А ты и сама себе это сказать давно хочешь, да упрямство и обида не позволяют. Разве не так, Васена?
Я набычилась, запыхтела, сложила руки на груди, даже не переживая, что могу испачкать одежду, и уже хотела что-то резкое в ответ выдать, как услышала шум мотора.
– Это кто? – подошла к окну я.
Машина была не отцовской, а уж когда из нее выбрался Дубравин собственной персоной, так и все ненужные вопросы у меня отпали.
«Как он меня нашел здесь?!» – ударило мне в голову и набатом отозвалось в висках.
Я наспех натянула первую попавшуюся вещицу – выбор пал на старенький, но теплый ватник Муси – и выбежала на улицу. Братья наблюдали, как Дубравин зашел к нам во двор, и хмурились.
– Зачем явился? – выпалила я.
– И тебе здравствуй, Василиса, – сказал бывший муж. – Мы с тобой не договорили вчера. Тебе не кажется?
– Мне кажется, что нам вообще не о чем разговаривать, Дубравин, – нахохлилась я.
– Дубравин, значит? – подошел к нам Мишка. – То-то я смотрю, рожа больно знакомая.
– А вы?.. – выгнул бровь незваный гость.
– Возмездие, – процедил мой старший брат и засадил Дубравину кулаком в глаз, словно припечатал собственным словом.
– Миша! – вскрикнула я. – Ты что творишь?
