— А тот парень? Кит Альбан.
Мы уже дошли до Темзы, которая сланцево блестит. Река тиха, как никогда, корабли ошвартованы ниже по течению, в Пуле; лодки сгрудились у причалов с левого берега, никому не хочется пробираться через тающий лед. Я несколько дней не разговаривал с Китом. С того вечера, когда мы стояли у этой же реки в такой же темноте, когда он предложил мне поцеловать его и я не ушел, как должен был, а согласился.
Я думаю о мужестве, которого потребовала от него эта просьба. Он знал, что я могу сказать «нет», но почему-то чувствовал, что не стану. Говорил он легко, но глаза его смотрели серьезно. Для него это была не просто шутка. Как он поглядел на меня, когда я отстранился, не позволяя себе продолжить поцелуй! Отстранился, пока еще мог это сделать.
Я велел себе держаться от него подальше. Я не послушал сам себя, и дело приняло опасный оборот. Для него и для меня. Происходящее, чем бы оно ни было, должно завершиться. Для начала я не должен был позволить этому зайти так далеко.
— Он в списке подлежащих наблюдению, — наконец отвечаю я. — Не главный подозреваемый, но и сбросить его со счетов пока нельзя. Это также отражено в отчете.
— Я спрашиваю не об этом.
— А о чем же? Кэри, если вы что-то задумали, говорите. Или, если хотите, чтобы я поразгадывал загадки, запишите все, что хотите сказать, шифром, и я займусь этим дома, в тишине и покое.
— Я видел вас обоих на своем приеме. Вы сидели на скамье в саду, сблизив головы, и смеялись. Я знаю это выражение лица. Хорошо знаю. Будь я поглупее, сказал бы, что лицо у тебя заговорщицкое.
Передо мной течет река. За спиной у меня улицы и переулки вокруг собора Святого Павла, надо мной ясное черное небо и луна. Я окружен открытой водой, открытыми улицами, открытыми небесами, и все же чувствую себя в ловушке, в которую меня загнали его слова и то, что они подразумевают. Что известно Кэри? Что он думает, что ему известно? В правление этой королевы догадки могут быть опасны не менее точного знания. Впервые за несколько месяцев я ощущаю укол настоящего страха. Я не должен этого показывать.
— И в чем же вопрос?
— Я не такой глупец, чтобы задавать тебе вопросы. Не с твоей способностью уклоняться от ответов.
— Рискую повториться, но вы мне за это платите.
— В том-то и дело, Тоби, — соглашается Кэри. — Я тебе доверяю, но за доверие приходится платить. Однажды ты отдашь долг.
— Я работаю на вас шесть лет. Без единой оплошности. Полагаю, я заслужил достаточный кредит доверия.
— Даже в этом случае не давай мне повода тебя повесить.
— Как вы повесили Марло?
Это обвинение я никогда не произносил. До сегодняшнего дня. Это первый шаг на опасную дорожку, которая приведет меня с берега Темзы на расспросы к министрам. А потом в таверну, где мне всадят нож в глаз из-за ошибочного счета, как случилось с ним. Но мои слова попадают в цель: мне удается обратить обвинения на Кэри, отвести их от Кита Альбана, перевести на Кита Марло.
— Ты до сих пор думаешь, что его убили?
— Да.
— Дознание ничего не обнаружило. Ни первое, ни второе.
— Знаю я, что обнаруживают такие дознания.
— Пять твоих запросов на возобновление дознания были отклонены. Зачем ты начинаешь все заново?
— А почему вы все время задаете этот вопрос? Вас пугает то, что я могу обнаружить?
Я стою на льду не толще того, что затянул Темзу, и знаю это. Своим вопросом я не только демонстрирую сомнения в его власти и власти министров. Я демонстрирую сомнения в самой королеве, которая возглавляла дознания и признала смерть Марло несчастным случаем. Но этого я и хотел: Кэри разворачивается на каблуках и уходит.
Сквозь плеск волн и звон колоколов, ознаменовавший наступление полуночи, я слышу его ответ:
— Занимайся своим делом, Тоби.
Глава 21
Кит
Норт-хаус, Ламбет
23 декабря 1601 года
После неудачного поцелуя на берегу я прилагаю все усилия, чтобы держаться от Тоби подальше. Мы не встречаемся в «Розе», я разговариваю с ним, только если репетиции в «Глобусе» вынуждают меня к этому. Если я не участвую в одной сцене с ним, я на него не смотрю — незачем. Это только подтвердит то, что я и так знаю: он тоже на меня не смотрит. Мастер Шекспир хвалит меня за то, что я выгляжу печальным и охваченным страстью, как и должна выглядеть Виола-Цезарио в присутствии Орсино. Знал бы он!
Я продолжаю не понимать, почему так ошиблась. Конечно, мне не с кем об этом поговорить, у меня нет опытных подруг, которые могли бы дать совет, а при мысли о том, чтобы исповедоваться Йори, я с трудом удерживаюсь от смеха. Я кручу это в голове так и эдак и наконец решаю, что просто увидела то, что хотела увидеть. Что мне нравится Тоби, и не только как друг. Что я ему тоже нравлюсь, но только как друг. Я позволила тому, что мне хотелось, затмить то, что действительно происходило, а потом еще и заставила Тоби сделать нечто, чего он делать не хотел. И меня не утешает, что все это не имеет значения. Что эта дружба построена на лжи и обречена. Что она закончилась бы со взмахом кинжала.
Кстати, о кинжалах. Я поудобнее перехватываю рукоять, вытираю мокрую ладонь о штаны и возвращаюсь к своей жертве. В гостиной Норт-хауса мы репетируем пьесу. Совсем другую сцену — ту, в которой я убиваю королеву. Всю мебель раздвинули к стенам, пустой пятачок посередине изображает сцену. Принесенные из столовой стулья выстроены перед ним рядами. Кейтсби и остальные сидят там и смотрят на меня. Том Первый, снова ставший моим учителем, устроился в центре. Он закутан в плащ и увешан драгоценностями. Сегодня он королева. Йори тоже здесь. Сидит с краю и внимательно смотрит на меня. Кейтсби велел ему делать заметки, чем он и занят. Страница за страницей покрываются его корявым почерком.
— Лезвие должно войти между шеей и плечом, вот над этой костью, — Том Первый касается пальцем ключицы. — Угол удара очень важен. Не прямой и не тупой. Острый, менее девяноста градусов. Вы знаете, как измеряются углы, Кит? Катерина?
— Знаю. Четверть круга, одна вторая пи радиана, девяносто градусов, сто градов.
— Отлично. Ваш отец дал вам хорошее образование. Когда лезвие войдет в тело, потяните его вниз. Быстро, как рычаг. Вы повредите сонную артерию, и королева умрет менее чем за пять секунд.
— Будет ли… грязно? — Я сглатываю.
— Нет. Именно поэтому угол так важен. Если вы все сделаете правильно, это не только убьет ее, но и гарантирует, что кровь прольется внутрь груди, а не выплеснется наружу, на вас. Жертва даже не сможет позвать на помощь.
— Откуда вы знаете? — Я вспоминаю отца, который упал на пол и тоже не смог крикнуть. И как меня тошнило от этого зрелища.
— Я разве не говорил вам, что успел кое-чего натворить? — Он смеется, остальные к нему присоединяются. Я не смеюсь, и Йори тоже. Он так и пишет. — Просто запомните угол, и все будет хорошо. А теперь повторим сначала.
