Я открываю рот, но меня немедленно перебивают.
— Госпожа Люси, мне нужно, чтобы вы занялись чем-нибудь… — Это Шекспир. Он стоит гораздо ближе ко мне, чем необходимо, и тревожно смотрит на Алара. — Проследуйте за мной, пожалуйста.
Госпожа Люси удивленно раскрывает глаза. Вежливость Шекспира еще убийственнее, чем моя настойчивость. Но когда Шекспир удаляется по коридору, она идет за ним. Алар поворачивается ко мне, уперев руки в бедра.
— Я же тебе велел отвалить!
— Я работаю на королеву.
На мгновение он задумывается, а потом злится, явно не веря.
— Иди к черту.
— Меня наняли отслеживать должников. Искать доказательства их преступлений, а потом отдавать в руки правосудия. Ты в списке людей, за которыми я следил.
Лицо Алара, как у любого бывалого преступника, не меняет выражения. Только дергается желвак на челюсти, выдавая, что мои слова для него — не пустой звук.
— Я ходил за тобой в «Парижский сад», «Митру», «Скрещенные ключи», «Табард», — перечисляю я все пивные, трактиры и игорные дома, где за ним следил. — Ты проигрываешь, а потом берешь взаймы у заведения и проигрываешь снова. Ты задолжал многим достойным людям.
Алар смеется, но неубедительно.
— Если ты работаешь на королеву, то что здесь делаешь? Тебе заняться нечем, кроме как изображать хренового актеришку и кривляться на сцене?
— Я не хреновый актеришка, я просто вообще не актер. Я тут только из-за тебя.
Алар достаточно самолюбив — или знает за собой достаточно преступлений, — чтобы поверить.
— Она взялась за должников, понимаешь? Это мелкое преступление, и ты можешь отделаться поркой, или клеймом, или голодом. Но тут как кости выпадут, прости за каламбур. Тебя могут приговорить к сожжению или повешению. Да и четвертование нынче в большой моде.
— Твою мать! И зачем ты мне это говоришь? Что тебе с этого?
Я отступаю на шаг. Он потеет под белилами. Вокруг носа и рта они уже текут. Но я такое часто вижу: те, кто знает за собой вину, всегда верят, что с ними обойдутся круто.
— Мне кажется, что ты хороший актер, говорю я. — Каким-то образом я исхитрился хоть здесь не соврать. — Очень хороший. И если ты будешь думать про театр, а не про кости, то можешь даже стать великим. Но это не случится, если ты получишь клеймо на лоб или петлю на шею.
— И что мне делать? Я… — Алар прекратил думать о моих мотивах и оглядывается, испуганный, прямо как Шекспир. — У меня ни денег, ни документов. А даже будь они, я не знаю, куда податься.
Я вытаскиваю мешочек монет, предназначенный для другого дела и другого человека, протягиваю ему. Это куда неприятнее, чем я думал.
— Тут немного. Но на место на корабле до Кале хватит. В Вапинге есть трактир «Лоза». Спроси там Мариэтту, она за шиллинг выправит любые документы. На твоем месте я уходил бы прямо сейчас. Королева ждет, что я схвачу тебя после представления. В три утра одно судно отходит в Дувр, а оттуда во Францию. Ты должен успеть.
Я не жду благодарности и не получаю ее. Алар мгновенно хватает монеты, разворачивается и бежит по коридору. Черное платье и черный парик исчезают в темноте. Стражники его не останавливают — откуда им знать, что сегодня должно случиться, а что не должно? Мешать кому-то уходить — не их дело. Алар не оглядывается, не говоря уж о том, чтобы сообщить Шекспиру о своем уходе или удостовериться, что его роль сыграет кто-то другой. Он даже не позаботился вернуть костюм. Алар любит только себя, верно, но он не дурак.
В отличие от меня, у которого нет денег и нет плана. Зато есть не тот убийца и примерно час времени, чтобы решить, что со всем этим делать.
Глава 37
Кит
Миддл-Темпл-Холл, Лондон
6 января 1602 года
Восемь часов двадцать пять минут
Половина пьесы позади.
Между вторым и третьим актом все актеры уходят со сцены, а музыканты играют короткую интерлюдию. Это позволяет публике встать и размять тело, взять сластей или вина с подносов, которые им протягивают, опускаясь на колени, особые прислужники. Мы толпимся в коридоре, нам ничего не предлагают. Перед продолжением пьесы нам предстоит еще спеть песню. Я начинаю, потому что у меня самый красивый голос. Я должна первой выйти на сцену, встать перед королевой, запеть. По плану именно в этот момент мне предстоит заметить нужное место и взять направление прямо на него, как учил Том Первый. Найти королеву и вычислить расстояние между собой и ее стулом. Через один час и восемнадцать минут мне предстоит выхватить нож и вонзить его под острым углом между плечом и шеей королевы, а потом резко дернуть вниз. Быстро, как рычаг.
Королева и ее люди ожидают, что это сделает Алар
А что случится, если не ударит никто?
Я вижу лихорадочные приготовления в зале парламента. Госпожа Лаветт и госпожа Люси готовят Кресси, дублера Алара, к выходу на сцену. Алара нигде нет, и Шекспир отказывается давать объяснения. Остальные актеры полагают, что он увидел среди публики кого-то, кого видеть не хотел — всем известно, что он азартный игрок и мог задолжать денег кому угодно, — и исчез, пока у него ничего не потребовали. Но я знаю правду. Я знаю, что за его исчезновением стоит Тоби. Что он сказал Алару нечто, заставившее того сбежать с представления и покинуть Лондон, а то и Англию. Возможно, навсегда.
Его дублер, высокий худой парень по имени Кресси, уже затянут в такое же платье. На голове у него такой же парик, лицо раскрашено, как у Алара. Выглядит он поразительно похожим на Алара. Королева и ее люди не заметят подмены — во всяком случае, пока все не будет кончено. Даже если покушения не случится, ее стража бросится на сцену и утащит беднягу Кресси, только чтобы убедиться, что это не Алар. Я думаю, что именно в этот момент Тоби воспользуется всеобщим замешательством и хаосом и уведет меня из дворца к реке, по которой за пару пенсов мы сможем сбежать вдвоем.
Слишком просто, и это меня пугает. Ничто не бывает так просто.
А как же Райты? Что они сделают, когда я не возьмусь за нож в первой сцене пятого акта? Исчезнут ли они, решив, что все сорвалось, и предоставят ли мне спасаться самой? Или будут ждать меня в одном из переулков, отмеченном черепом и костями, с ножами — под дублетами у них, несомненно, ножи, — чтобы заставить Арунделов замолчать раз и навсегда? «Ни верности, ни укрытия». Они говорили мне, что это значит. Но может, на самом деле это значит что-то другое, как и все остальное?
Появляется Шекспир и, размахивая руками, расставляет нас по местам. Очень неуютно. После исчезновения Алара Шекспир решил, что абсолютно все дублеры должны переодеться и подготовиться к выходу на сцену, на случай, если кто-то еще решит «скрыться, безответственно наплевав на последствия». Он пересчитывает нас, и возникает множество ошибок — больше, чем обычно, — потому что ему не так-то легко отличить актера от дублера или, как в моем случае, одного актера от другого.
