Я вспоминаю некромантов, выкапывающих тот труп в Форчен-Грин. Замшелый, разлагающийся, черви роются, кости поблескивают при луне…
Я слегка улыбаюсь:
– Понятно. Старая поговорка, что хорошего слугу трудно найти.
Джон смеется. Питер с той стороны стола смотрит на Джона, на меня, снова на Джона. Улыбается.
– Николас постоянно предлагает отпустить его, но он предпочитает оставаться здесь, – продолжает Джон. – И работает отлично. Конечно, к его невидимости надо привыкнуть, кроме того, его речь трудно разобрать. Часто кажется, что он просто тебе в ухо дует.
Я снова улыбаюсь – на сей раз искренне.
– Но сейчас уже все в порядке, – говорит Джон, кивая на стол. – Я так понимаю, ты голодна.
– Слегка.
Сказать «да» кажется грубым, особенно после всех его трудов, когда он варил мне зелья.
– Тогда приступай. Гастингс – восхитительный повар.
Я смотрю, как он накладывает себе полную тарелку, и через минуту следую его примеру, беря хорошую порцию клубники и пирога.
Если бы меня видел Калеб, он бы засмеялся и посоветовал мне оставить место для ужина. Я всегда начинаю с десерта.
Настроение за столом непринужденное, все едят, все болтают. Ко мне никто напрямую не обращается, и если не считать беглых взглядов Джона, никто на меня не смотрит. И я тоже успокаиваюсь, оглядываюсь вокруг. Все равно то, что я вижу, поражает.
Раньше я, думая о Николасе Пирвиле, представляла себе его в каком-нибудь темном захламленном доме. Рваный халат, спутанные колтуны волос, питается кореньями, желудями и чаем из листьев. Беглец. Самый разыскиваемый преступник Энглии.
Но стол передо мной свидетельствует о другом. Гляжу на тарелку – оловянная, определенно не дешевка. Столовые приборы – тонкая ковка, затейливый орнамент. Скатерть из крученого полотна, а не из грубого муслина. Тонкие свечи пчелиного воска, а не сальные маканые свечи, воняющие животным жиром.
Ему нет нужды рыскать там и сям в поисках еды. Или продавать имущество, чтобы набрать армию. Он не испытывает ни в чем нужды. Такие сведения Блэквелл не против был бы заполучить. Заплатил бы за них королевский выкуп. Потому что сразу бы понял, как понимаю и я, что это значит: Николас получает откуда-то помощь и деньги. Но откуда? И от кого?
Рассматриваю свой бокал – толстостенный, тяжелый – хрустальный, наверное. Ножка – три перевитые змеи, чаша держится у них на головах. Интересно, каково увечье у этого стеклодува – кроме сомнительного вкуса? Но тут начинает говорить Гарет:
– Ты ей уже сказал?
Ей. Я со стуком ставлю бокал на стол.
– Сказал мне что?
– Я хотел сказать потом, наедине, – отвечает Николас, и в голосе его отчетливо слышится предупреждение. Но Гарет будто не замечает.
– Что мне надо было сказать? – повторяю я.
Питер прокашливается.
– Дело в том, Элизабет, – говорит он, – что Гарет только что вернулся из Апминстера. И там все несколько хуже, чем было три недели назад.
Три недели назад были протесты, казни на костре, меня обвинили в колдовстве и приговорили к смерти. Что может быть хуже?
– Я знаю, что Николас уже рассказал тебе про Веду, нашу ясновидящую, что это она послала нас за тобой, – продолжает Питер. – Но она, дав нам твое имя, не сообщила больше ничего. Ни где тебя искать, ни как ты выглядишь. Это все должны были сообразить мы сами. И мы нашли двух женщин по имени Элизабет Грей: тебя и одну ведьму из Семи Сестер. Мы были уверены, что Веда говорила о ней. Уж не знаю, какой именно магией она владеет, но она определенно тебя… примечательнее. Весит примерно пятнадцать стоунов.
Сидящий рядом Джордж фыркает.
– Так что мы тебя отпустили. Теперь, конечно, понимаем, что это было ошибкой, но мы не занимаемся захватом людей для допросов. – Темные глаза Питера вспыхивают неожиданной злостью. – А вот если бы занимались, то удалось бы избежать, – он поводит рукой, – всего вот этого.
– Моего ареста, – говорю я.
– Да, в том числе.
– А чего еще?
Я оглядываю комнату. Гарет внезапно заинтересовался мною, Джордж внезапно заинтересовался потолком. Джон вертит в руке вилку, Файфер почему-то смотрит ликующе. Наконец говорит Николас:
– Твоего ареста, твоего бегства. К несчастью, твоя история разошлась по всему Апминстеру. Хуже того, она обросла зловещими подробностями. Ты, оказывается, не служанка на кухне, а шпионка и ведьма. Тайная реформистка, в сговоре со мной, шпионишь за королем и королевой, передавая нам сведения. Наводила на них чары, хотела их отравить травой. Ты теперь самое разыскиваемое лицо во всей Энглии.
Я только ахаю от такой череды обвинений:
– Это слухи такие?
Николас кивает:
– Скандал неимоверный. Королева, говорят, высохла от горя, совершенно безутешна. – Он улыбается – иронически, жестко. – Им очень, очень сочувствуют. Даже для тех, кто недоволен своим монархом, это чересчур. И они требуют крови – но на сей раз не короля, не королевы, даже не Блэквелла. Твоей.
Ошеломленная, я роняю голову в ладони. Блэквелл меня в этом обвиняет, а Малькольм ему верит. Так далеко все зашло и так быстро. И с жуткой определенностью я вдруг понимаю, что какой бы то ни было надежды вернуть себе расположение Блэквелла у меня нет, и надо было это сообразить с самого начала. Может быть, я и понимала где-то в глубине души – но больше мне надеяться было не на что. И дело не в том, что я так уж любила свою работу – ничего подобного. А в том, что это был единственный мой дом. Теперь мне возвращаться некуда.
И уже никогда не будет.
– Мы знаем, что это неправда, – говорит Джон. Я поднимаю голову: он внимательно на меня смотрит, темными, полными сочувствия глазами. – Им просто нужен кто-то, на кого можно переключить внимание публики от бесконечных казней. Козел отпущения. У нас же тебе ничего не грозит, мы тебя защитим.
– А нас кто защитит? – спрашивает Гарет. Все поворачивают головы, глядя на него. – Она нас серьезно подставляет – мы же не знаем, на что она способна. – Он указывает на меня длинным белым пером. – Хорошо, если бы на что-то ценное, учитывая, какие деньги сулят за ее голову.
– А сколько? – спрашиваю я, не успев подумать.
– Тысяча соверенов.
Джордж испускает беззвучный свист, потом наклоняется, чтобы налить мне вина. Максимум, что Блэквелл готов был заплатить за Николаса, – пятьсот монет. Я тянусь к бокалу.
– Да, она очень ценна, – продолжает Гарет. – И замечательно было бы убедиться в ее способностях. Иначе что нам помешает послать Джорджа, чтобы выдал ее и получил награду? На такие деньги мы сможем снарядить отличную армию.
Джон со стуком роняет вилку на стол.
