Мертвец. Выходец из могилы.
А я крупно влипла.
Глава двадцать первая
Я смотрю на него, пытаясь понять, к какому именно виду относится этот оживший мертвец. Седьмой сын седьмого сына, относительно безобидный? Или его подняло из гроба колдовство, и он опасен лишь тому, на кого натравит поднявший его некромант? Или это про́клятая нежить, закопанная в неосвященной земле и потому опасная для всех? Не знаю. На взгляд это трудно определить.
Вот что на взгляд определить легко – что такого привлекательного парня, живого или мертвого, я до сих пор не видела. Яркие синие глаза, порочная усмешка, светлые патлатые волосы до подбородка. Выглядит он лет на восемнадцать, но с тем же успехом ему может быть и сто восемнадцать. Обычно мертвецы одеваются так, как в породившую их эпоху, но этот одет слишком просто: черные штаны, черная рубашка, длинный черный плащ, под ним – пара изрядно потрепанных сапог.
– Это Элизабет, – говорит Файфер.
– Рад познакомиться, милая! – говорит Шуйлер, протягивая мне руку, но я ее не беру. Мертвецы многое могут сказать о человеке с одного прикосновения. Они в этом подобны ясновидцам, но еще хуже, потому что одно прикосновение к мертвецу дает ему доступ к твоим мыслям и чувствам – навсегда. А я точно знаю, что он увидит в ту секунду, как меня коснется.
И Файфер знает.
– Ну давай, Элизабет. Пожми ему руку.
Глаза ее горят жаждой увидеть это.
Проклятие.
Я протягиваю руку:
– Очень приятно.
Он смыкает пальцы на моей руке. Я чувствую его невероятную силу даже в этом легком осторожном пожатии.
– Все друзья Файфер – мои…
Он осекается, прищуривается, глядя мне в глаза, мельком косится на живот.
Он знает.
Я непроизвольно делаю шаг назад. Как он поступит? Нападет? Мне от него защититься нечем. Ни шпаги, ни ножа – хотя они бы его даже не поцарапали. Недавно созданную нежить можно убить солью, но чем дольше мертвец существует, тем он менее подвержен разрушению. А этот, судя по его силе, топчет землю далеко не первый год. Он мог бы выдрать мне горло и разорвать на части прежде, чем я бы успела пикнуть.
Но он не вырывает мне руку из сустава, а подается ближе, всматривается в глаза. Я вижу, как сменяют друг друга выражения его лица. Он хмурится, поднимает брови, поджимает губы, качает головой. Как будто на моих глазах кто-то читает книгу – перед тем как порвать ее в клочья.
Наконец он отпускает меня и поворачивается к Файфер.
– Хочешь, чтобы я ее убил?
– К сожалению, нет. Она мне нужна.
– Вот как? – Он улыбается ей сладкой-пресладкой улыбкой. – Ой, расскажи!
Она рассказывает обо всем: о проклятии Николаса, о пророчестве, о скрижали. Как нас ловил Калеб у Веды, как искали нас стражники по дороге к Гумберту. Про предмет, который мы надеемся найти на празднике. Шуйлер еще минуту молчит, потом спрашивает:
– Если не хочешь, чтобы я ее убивал, зачем меня звала?
Несколько ошарашенная, Файфер отвечает:
– Что значит – зачем? Мы же всегда ходим на этот праздник вместе!
– Насколько я помню, в последний раз ты сказала, что лучше будешь лизать яд со стульчака, чем куда-нибудь пойдешь со мной.
– Насколько я помню, ты уверял, что переменился, – парирует Файфер. – Или про это ты тоже соврал?
– Ты же знаешь, любимая, что для меня существуешь лишь ты одна.
Файфер закатывает глаза:
– Ладно, но есть еще кое-что. Джон был против нашего участия в празднестве, так что мне необходимо вернуться к рассвету. И даже задолго до рассвета…
– Тогда лучше поспешить, – говорит Шуйлер и вспрыгивает на подоконник легко и быстро, будто птица. Тут же перелетает за край, проливается вниз, в темноту, подобно ртути.
Я оборачиваюсь к Файфер.
– Мертвец? – спрашиваю я. – Зачем ты вызвала мертвеца?
– Ты же слышала, – отвечает она. – Мы всегда на этот праздник ходим вместе. Кроме того, вдвоем с тобой я никуда не пойду. Он мне нужен, чтобы от тебя защитить.
– Защитить от меня? – повторяю я. – Это все равно что просить волка защитить тебя от мыши.
– Ты решаешься называть себя мышью?
– Ой, да брось! Я хочу сказать, что он опасен. Он вполне может мне руку оторвать только за то, что я опущу ее в карман.
– Если так, то старайся держать руки на виду.
Я испускаю раздраженный стон.
– Я не собираюсь болтаться тут до утра, – заявляет снаружи Шуйлер.
В его голосе слышится нотка веселья – наверняка слышал каждое наше слово. Чертова нежить. И эта чертова Файфер здорово подгадила, вызвав его.
Она хватает с пола сумку и закидывает на плечо. Потом поворачивается ко мне, и глаза ее злобно блестят.
– То, что я беру тебя с собой на праздник, не значит, что я переменила мнение о тебе.
– И в чем же оно состоит?
– В том, что лучше бы тебе сдохнуть, – отвечает она ровным голосом. – На дыбе, на виселице, на костре – ты все это вполне заслужила. И ручаюсь, никто по тебе не заплачет.
Я вздрагиваю – и от ненависти в ее словах, и от их горькой правды.
– Но пока ты не нашла для Николаса ту скрижаль, лучше оставайся живой. И на меня в ближайшие несколько часов ложится тяжесть сохранения тебя в этом состоянии. Поэтому там, на празднике, держись ко мне поближе. Будь приветливой, но много не болтай. Ни о магии, ни о проклятиях, ни, ради бога, об ищейках. Ни слова про Николаса, ни слова про его болезнь. Гумберта не упоминай, и Джона, кстати, или Джорджа.
– Может, мне вообще лучше рот зашить, – бурчу я.
– И что бы ты ни делала, держись подальше от других мертвецов. От Шуйлера-то я могу тебя защитить, но ты же видела, как он тебя сразу раскусил. Узнай тебя еще кто-нибудь, не знаю, чем дело кончится.
Зато я знаю. Видела однажды, что сотворили с охотником, который решил в одиночку взять трех мертвецов. Разорвали по суставам и выпотрошили так, что хоронить нечего было.
– Боишься? – ухмыляется Файфер.
– И не мечтай. Отойди с дороги.
Я протискиваюсь к окну, перелезаю через подоконник – в платье трудно – и смотрю вниз. Там стоит Шуйлер и улыбается.
– Прыгай, мышка! Этот волк тебя не съест.
Я хмурюсь, Шуйлер смеется. И я прыгаю. С глухим стуком приземляюсь точно в объятия Шуйлера. Он пристально смотрит на меня перед тем, как поставить на ноги.
– А ты не такая тяжелая, как кажется, правда?
Не знаю, что он имеет в виду, но времени соображать нету. Он ставит меня на ноги и ловит Файфер, без колебаний прыгнувшую из окна. И мы втроем идем по обширным владениям Гумберта на свет огней нимф.
