— Как и остальные, — вздохнул Дерюгин, — на его выгодную женитьбу, Он собирался жениться на дочке весьма состоятельного купца Верещагина. Поговаривали, что свадьба уже осенью, и за невестой дают хорошее приданое. Но до сих пор не объявили даже о помолвке. Пару недель назад Кирилл заверил всех, что едет к будущему тестю оговаривать условия брака, но, как я слышал, Верещагин даже обсуждать с ним эту тему не стал.
— И как же у вас поступают с теми, кто оказался не в состоянии платить по своим счетам? — полюбопытствовал Андрей.
— Долговая тюрьма, — ответил Аркадий. — Условия там, говорят, ужасные.
— Но тюрьма ничего не гарантирует кредиторам, разве не так? Даже если Кирилл просидит там с десяток лет, он не сможет с ними расплатиться. Если только тетушка не сжалится над ним.
— Да, ты прав, — признал Дерюгин. — Я уже почти не надеюсь получить с него хоть что-то. Я охотно продал бы эти расписки за полцены, хотя, боюсь, даже с такой скидкой их вряд ли кто-то купит.
Андрей прищурился, берясь за очередную стопку:
— И много вас таких доверчивых? О каких суммах идет речь?
Дерюгин ответил не сразу, прежде что-то посчитал:
— Думаю, его долги на несколько тысяч потянут.
— Ого! — глаза Андрея заблестели. — Мальчик заигрался. А скажи-ка мне, Аркадий Сергеевич, не сможешь ли ты составить список тех, кому задолжал Астахов?
— Список? — Дерюгин сначала удивился, а потом сообразил, рассмеялся. — Ах вот как, ты решил подъехать к Шурочке с другой стороны? А что, это может сработать. Думаю, брат — единственный человек, которого она по-настоящему любит. Ради него она на многое пойдет.
С тем, что Шура любит только Кирилла, Андрей был решительно не согласен. А вот последняя фраза друга его порадовала.
Он не хотел давить на любимую девушку, но если не было другого способа заставить ее принять его предложение, то он готов был на это пойти. Как говорится, «all's fair in love and war». В любви и на войне все средства хороши.
18. Брат
Она сходила с ума от тревоги. Со времени их разговора в библиотеке прошло уже несколько дней, а о Кузнецове не было никаких вестей. Он отклонил (хоть и очень вежливо, со множеством письменных извинений) приглашение на чай, посланное ему Таисией Павловной. И не делал никаких попыток поговорить с ней, Шурой.
Она ругала себя за слишком резкие слова, сорвавшиеся с губ. Она должна была всё объяснить по-другому!
Она хотела бы знать, когда он уезжает из Архангельска. Просто, чтобы понять, что в их мимолетном романе поставлена точка. Но даже Кирилл, который, вроде бы, был с Кузнецовым на короткой ноге, не мог ответить на этот ее вопрос.
Брат после визита к Верещагиным стал не похож сам на себя. Часто нервничал и прикладывался к рюмке. А вчера и вовсе рыдал у себя в комнате. То есть, она думала, что он рыдал. Она даже постучалась в дверь и спросила, всё ли у него в порядке. Он грубо отослал ее прочь.
У него и раньше случались перемены в настроении. До недавнего времени она не знала, как это объяснить. А теперь догадывалась, что связано это было с крупными проигрышами в клубе.
Он дал слово больше не играть, но тетушка через своих знакомых доподлинно узнала, что несколько дней назад он опять пытался отыграться. Попытка оказалась неудачной, и он только влез в еще большие долги.
Шура робко намекнула Таисии Павловне, что, может быть, стоит отослать Кирилла в Екатеринбург, под присмотр двоюродного брата, но тетушка только недовольно фыркнула — «ни к чему на Евгешу такую обузу взваливать».
Пробовала Шура и с братом поговорить, да он всякий раз отмахивался — дескать, не женского это ума дело.
И потому она несказанно удивилась, когда Дашутка передала ей просьбу Кирилла выйти в гостиную «для серьезного разговора».
Брат отослал горничную на кухню, закрыл двери и принялся нервно мерить комнату шагами. Он молчал, и Шуре пришлось самой спросить:
— О чём ты хотел со мной поговорить?
Кирилл, собираясь с силами, вдохнул побольше воздуха.
— Ты должна попросить тетушку дать мне денег! Уверен, если мы приступим к ней оба, она не откажет.
Шура ужаснулась:
— Ты снова хочешь играть?
Брат затряс головой:
— Нет, что ты! С этим покончено! Но мне нужно расплатиться с долгами. Я надеялся, что моя помолвка с Верещагиной умерит пыл кредиторов, но поскольку о ней до сих пор не объявлено, счета вот-вот предъявят к оплате.
Она припомнила его прежние слова:
— Но ты же говорил, что на каждого кредитора приходится столь малая сумма, что никто не станет из-за нее судиться.
Брат рухнул в кресло.
— Да, так и было до недавнего времени. Но, должно быть, отсрочка помолвки так напугала их, что они стали продавать расписки с большим понижением в цене, и кто-то решил получить на этом прибыль. Я вчера узнал, что кто-то охотно приобретает мои расписки. Уверен, этот человек скоро потребует их оплатить!
— Ты не знаешь, кто он?
Кирилл обхватил голову руками:
— Он покупает через посредников, свое же имя держит в строгой тайне.
Она плохо разбиралась в таких делах.
— Что будет, когда он предъявит расписки к оплате?
С губ брата сорвался тяжкий вздох:
— Суд в таких делах весьма скор. Будет вынесено решение — оплатить в течение стольких-то дней. Самое большее — в течение месяца. Но думаю — в течение недели. А ты же понимаешь, что за неделю столько денег мне не собрать!
— А сколько нужно денег? — шепотом спросила Шура.
— Почти четыре тысячи, — так же, шепотом, ответил Кирилл.
У нее даже голова закружилась от такой огромной суммы. За три тысячи можно было купить автомобиль.
— Тетушка ни за что не даст тебе таких денег.
Брат кивнул:
— Да я понимаю! Но думаю, если она даст мне в долг хотя бы тысячу, я сумею решить вопрос с кредитором. Попрошу рассрочку, пообещаю ему вернуть остаток долга с большими процентами.
Она не спросила, откуда он собирается брать деньги для выплаты больших процентов, но вопрос этот так явно отразился на ее лице, что Кирилл ответил:
— Я пойду работать. Не так, как в прошлый раз. Я буду стараться! Поверь мне!
Она не могла ему не поверить. Но сомневалась, что тетушка отнесется к делу так же.
Так оно и оказалось. За обедом (Кирилл сбежал, дав Шуре возможность обсудить эту щекотливую тему с тетушкой тет-а-тет) Таисия Павловна только рассердилась, услышав просьбу племянницы.
— А я тебя, Александра, за умную держала. Неужто сама не понимаешь, что дать эти деньги твоему непутевому брату — всё равно, что в колодец бросить. Даже если он работать пойдет, сколько ему жалованья в месяц положат? Поначалу рублей двадцать, не больше. Да и возьмут ли его еще куда? Скоро об его расписках каждая собака в городе знать будет.
