Что она чувствовала, уходя из его дома, когда он валялся на диване как последний скотина? Обиду? Ненависть? Отвращение?
Бедная, доверившаяся ему девочка. Она пришла к нему в дом, считая его порядочным человеком. И что получила от него?
От волнения он не смог застегнуть пуговицы на рубашке — пришлось снова звать Степана.
Нужно бы купить цветов и, быть может, конфет — всё-таки свататься едет, — но ему так хотелось увидеть Шуру, броситься к ее ногам и молить о прощении, что ни о чём другом думать он уже не мог.
Извозчик быстро домчал его до Астаховых. Холодный вечерний ветер отрезвил его окончательно.
В окнах не горел свет. Неужели, уже легли спать? Будет ли вежливо стучаться? Ничего, он извинится. И Шура, и Таисия Павловна поймут, почему он не мог ждать.
— Андрей Николаевич? — дверь открыла молоденькая горничная. — А хозяев нет. Уехали два часа назад. На вокзал уехали.
Он едва устоял на ногах. Шура же говорила ему! И как он мог забыть?
— Во сколько поезд? — он едва не схватил девушку за плечи.
Она попятилась от его безумного взгляда.
— Уж час, как должен был отойти.
Она уехала! Уехала, считая его подонком. Уехала, так и не узнав, что значила для него.
Обратную дорогу он проделал пешком. Брёл, не разбирая дороги. Не замечая, как намокают, становятся грязными края светлых фланелевых брюк.
Степан только горестно вздохнул, встретив его на пороге.
— Аркадий Сергеевич вас дожидаются. Уж которую чашку кофею пьют.
В гостиную он прошел не сразу — прежде переоделся. И всё равно выглядел, судя по всему, неважно.
— Андрей, ну что такое? Я уже собирался домой. Неужели ты хотел уехать, не попрощавшись?
— Извини, перед отъездом нужно было уладить столько дел!
Он плеснул из графина коньяка и себе, и Аркадию. Понимал, что от этого не станет легче, но не мог удержаться.
По губам друга пробежала улыбка:
— Надеюсь, ты говоришь не только о финансовых делах? Ну, не хмурься, не хмурься. Какие могут быть секреты между друзьями? Птичка попалась в расставленные тобою сети?
Он помрачнел. То, что сначала казалось игрой и веселило его самого не меньше, чем сейчас Дерюгина, забавным уже давно не было. Как он мог пойти на подобную низость?
— Давай не будем говорить о Шуре, — он залпом осушил стакан и снова потянулся за графином. — Я сильно виноват перед ней. Если бы можно было вернуть всё назад, я поступил бы по-другому.
— Вот как? — усмехнулся Аркадий. — Думаешь, ты смог бы устоять? К тому же, я не сомневаюсь, что мадемуазель Астахова и сама от тебя без ума. Уверен, она сдалась на милость победителя с большим удовольствием.
Он резко опустил стакан на стол. Дерюгин вздрогнул.
— Прекрати! Не смей говорить о ней в подобном тоне!
Аркадий шутливо поднял руки:
— Хорошо-хорошо! Мне нет до этого никакого дела.
Они долго сидели в молчании. И только когда Степан сервировал стол для позднего ужина и удалился, оставив их вдвоем, он сказал:
— Я хочу кое о чём тебя попросить. Мадемуазель Астахова уехала с Таисией Павловной из Архангельска сегодня вечером, и я не могу лично попросить у нее прощения. Она отправилась в Екатеринбург к кузену, но я думаю, что она не пробудет там долго. Она вернется сюда, к брату, но ты же понимаешь — ей будет трудно без поддержки тетушки. Она не взяла бы у меня денег сейчас, но потом, как знать…
Дерюгин отложил вилку в сторону, промокнул губы салфеткой.
— Да, про отъезд Астаховых я слышал. Видел сегодня Кирилла в клубе. Скажу тебе прямо — он пребывает в панике — не столько из-за событий политического толка, сколько из-за того, что Таисия Павловна оставила его на голодном пайке. А почему ты думаешь, что Александра Сергеевна вернется? Неужели, из-за симпатии к тебе?
Нет, на это он не надеялся. Он боялся, что никакой симпатии у Шуры к нему уже не осталось. И потому ответил не без раздражения:
— Конечно, нет. Исключительно из-за беспокойства за брата.
Аркадий хмыкнул, выражая тем самым свое отношение к Кириллу Астахову.
— Хорошо, если я узнаю, что Александра Сергеевна вернулась в Архангельск, то незамедлительно предложу ей помощь.
— И настоишь на том, чтобы она ее приняла, — подчеркнул он. — Я уверен, она станет отказываться. Она слишком горда, чтобы принимать деньги от кого бы то ни было, тем более — от меня.
— Я понял, Андрей, понял, — улыбнулся Дерюгин. — Не волнуйся. Я постараюсь выполнить твое поручение со всем возможным тактом. В крайнем случае, отправлю ей деньги с посыльным.
— Мне будет невыносимо думать, что она будет хоть в чём-то нуждаться. Я знаю, что деньги не способны загладить мою вину перед ней, но если они помогут сделать ее жизнь хоть немного более радостной…
Аркадий смотрел на него почти с жалостью. Но ему было всё равно.
И когда следующим утром он стоял на палубе отплывающего от причала корабля, он думал только о Шуре. Взглядом скользил по толпе, пытаясь увидеть среди множества чужих лиц ее лицо — такое родное. Знал, что она сейчас за сотни километров отсюда, но всё равно искал. И когда не нашел, забрался в каюту, затребовав водки и закуски, и не выходил оттуда до самого Лондона.
26. Спустя три года
— Никита Александрович утром прислал такой красивый букет, — Ирина так выразительно посмотрела в ее сторону, что Шура смутилась. — Не правда ли, это очень мило с его стороны?
Не дождавшись ответа от нее, жена Евгения обвела взглядом остальных. Впрочем, отклика она не получила ни от кого. Супруг, как обычно, был слишком увлечен чтением только-только доставленной газеты, а Таисия Павловна симпатии Ирины к банковскому служащему Никите Александровичу Самохвалову не разделяла.
— Мне кажется, дорогая, что тебе следует проявить к нему хоть какой-то интерес. Он достаточно уважаемый человек, чтобы составить твое счастье. Управляющий банком держит его на хорошем счету. У него неплохое жалованье. Поверь мне — другого такого поклонника может и не отыскаться.
Во многом Ирина была права. Несмотря на довольно молодой возраст, Самохвалов был серьезным и ответственным человеком — будь Кирилл хоть капельку похож на него, Шура была бы счастлива. Но признавая Никиту Александровича достойным человеком, она понимала, что не испытывает к нему тех чувств, которых он от нее ждет. Более того, согласившись стать его женой, она обманула бы его надежды не только в этом.
Она не готова была начинать семейную жизнь с обмана, и прежде, чем принять предложение Самохвалова, ей пришлось бы признаться ему в том, о чём она старалась не вспоминать.
Нет, она давно уже простила себя — за легкомыслие и наивность, за то, что позволила себе влюбиться в человека, в которого влюбляться не должна была. Она простила даже его — ведь он всего лишь предложил ей сделку. Сделку, условия которой выполнили обе стороны.
