— А к вам мужчина, Александра Сергеевна! Авантажный такой, в офицерской форме.
Сердце ёкнуло — что-то с Кириллом? Она вбежала в гостиную, даже не сняв пальто.
У окна стоял мужчина, сначала показавшийся ей незнакомым. И только когда он чуть поклонился и поприветствовал ее по имени-отчеству, она узнала его.
Она видела его в той, прежней жизни, рядом с человеком, о котором не хотела вспоминать. Аркадий Сергеевич Дерюгин — вот кто это был!
Но он действительно был в форме офицера и не в парадной, а в полевой. И она не утерпела — спросила раньше, чем он что-то сказал:
— Вы от Кирилла?
Во взгляде гостя промелькнуло удивление, и Шура поняла, что он не принес ей вестей от брата. Но тогда что же привело его в их дом?
Она знала его только как друга Кузнецова, и со времени их последней встречи прошло уже столько лет и столько событий!
— Простите, Александра Сергеевна, что осмелился вас побеспокоить. Я только недавно прибыл в Архангельск, и вы — первая, кому я решил нанести визит.
Теперь уже была удивлена она.
— Чем обязана такой чести, сударь?
Он подошел к ней, помог снять пальто, поцеловал руку.
— Я не был на родине почти пять лет. Не скрою — Петроград нравится мне куда больше провинциального Архангельска, но здесь есть те, по кому я сильно скучал. И вы — одна из них.
Шура высвободила руку из его ладони, сделала шаг назад.
— Я вас не понимаю, Аркадий Сергеевич.
— Быть может, вы не поверите мне, Александра Сергеевна, но тогда, пять лет назад, вами был очарован не только Кузнецов. Да-да, я тоже сходил по вам с ума! Я не открыл своих чувств, потому что в этом не было смысла — разве я мог тягаться с Андреем? Но теперь я посчитал возможным открыться — потому что многое уже переменилось, и в эти смутные времена разве можем мы знать, что случится завтра? Как вы видите, я поступил на армейскую службу, и я — не штабная крыса, а боевой офицер. Я не знаю, сколько я пробуду в Архангельске, прежде чем наш полк отправят воевать — день, неделю, месяц? Но я хотел бы, чтобы это время вы были рядом со мною.
Шуре стало трудно дышать. Она отошла от Дерюгина еще на несколько шагов.
— Вам лучше уйти, сударь! Быть может, вы думали, что ваши слова я посчитаю лестными для себя, но это не так. А потому прошу не продолжать более этот разговор.
В его взгляде промелькнули сначала — разочарование, потом — злость.
— Полноте, Шура, сейчас не время проявлять столь глупую принципиальность! Вы же нуждаетесь в деньгах. К чему лукавить? Вы явно недоедаете, в вашем доме холодно, а ваша горничная сказала, что вы работаете в госпитале санитаркой. Санитаркой! Вы слишком мало цените себя, если согласились на такую работу. Я дам вам денег, много денег. Вы станете нормально питаться, обновите гардероб. Я понимаю — вы не любите меня, но я и не прошу вашей любви — лишь немного тепла и ласки.
Он расстегнул карман у гимнастерки, достал оттуда сложенную вдвое пачку денег.
Шура почувствовала жар на щеках. Однажды ее уже пытались купить, и воспоминания об этом до сих пор бередили душу и заставляли просыпаться по ночам в холодном поту.
— Мне не нужны ваши деньги, сударь! И я еще раз прошу вас удалиться. Быть может, вы считаете нормальным приходить к почти незнакомой вам женщине с таким предложением, но…
Он, всё еще держа деньги в руках, усмехнулся:
— Ну, почему же незнакомой, Александра Сергеевна? Я очень многое о вас знаю. Так что вам совсем ни к чему демонстрировать своё возмущение. Андрей Николаевич не считал нужным скрывать от меня историю ваших отношений, и я прекрасно знаю, что его предложение вы всё-таки приняли. Так почему бы не принять и мое?
Слёзы рвались наружу, но она велела себе не плакать. Не сейчас, не перед ним. Он ведь даже не понял, что куда сильнее его предложения ее ранили его слова о том, что Кузнецов рассказал ему о ее позоре. А быть может, и не только ему.
Все эти годы она хотя бы тешила себя мыслью, что о ее падении знал только он — Андрей, и у него хватило благородства не говорить никому о своей победе. Но даже этого он не смог.
— Послушайте, Шура…
Дерюгин попытался приблизиться к ней, и она схватила со стола нож для разрезания бумаги.
— Вон! — голос ее звенел от гнева.
На ее крик прибежала Дашутка — распахнула дверь, застыла на пороге.
— Ну, как изволите, Александра Сергеевна, — холодно сказал гость и, поклонившись, вышел.
А Шура рухнула на диван и разрыдалась. Дарья села рядом, погладила по плечу.
— Он мне сразу не показался, барышня. Даже пускать его не хотела. А потом подумал — может, он письмо от Кирилла Сергеевича привез. Ох, барышня, времена-то какие настали — никому доверять нельзя. Вот кабы какой хороший человек нашелся да замуж бы вас позвал…
Шура, услышав это, даже плакать перестала. Дашутка была ее ровесницей, но рассуждала сейчас так, словно была гораздо старше и мудрее.
— Нам, женщинам, без мужика нельзя. Может, в госпитале врач какой есть неженатый? Вы уж сильно-то не ерепеньтесь, барышня, чего ж одной-то мыкаться. Я-то, барышня, поработаю у вас до весны, а потом, уж простите, насовсем в деревню поеду. Меня Прохор замуж позвал. Я давно уж хотела вам сказать, да всё никак не могла насмелиться.
Так, прижавшись друг к другу, они и сидели дотемна.
31. Решение
Отъезд в Россию ему снова пришлось отложить — равно как и развод с Джудит.
Его тесть Теодор Стенфорд, хоть и находился в весьма почтенном возрасте, ушел из жизни неожиданно и тихо, по-английски — он сел с газетой в руках в свое любимое кресло в престижном лондонском клубе, куда ходил дважды в неделю, да так больше из него и не встал.
Согласно завещанию, все акции судостроительного завода, что принадлежали Теодору, а также роскошный дом на Бишопс Авеню и еще много чего по мелочи отошли Джудит, а ее младшей сестре Джейн не досталось почти ничего. Андрея это поразило. Да, он знал, что Теодор был недоволен браком младшей дочери, вышедшей за Грегори Кэмпбелла (который был не только шотландцем, но еще и — о, ужас! — членом британской социалистической партии), но полагал, что тесть всё-таки не лишит Джейн наследства.
— А чему ты удивляешься? — Джудит как раз восприняла это как должное. — Отец терпеть не мог социалистов. Нашей дурочке Джейн следовало помнить об этом, когда она выбирала себе мужа.
Они с женой жили уже не просто в разных комнатах, а в разных домах — Джуд вернулась в родные пенаты на Бишопс Авеню, а он остался в большой и светлой квартире на Маунт-стрит, которую купил перед самой свадьбой. И перестали делать вид, что счастливы в браке.
Андрей понимал, что развод рано или поздно состоится, а поскольку он не собирался претендовать на то, что принадлежало Стенфордам, то всё свое свободное от управления заводом время стал тратить на расширение сети собственных магазинов. Впрочем, они часто встречались с Джуд и еще чаще общались по телефону, а иногда даже спали вместе.
