Торопливо надела белые косынку и передник, побежала по лестнице, перескакивая через ступеньки. Распахнула дверь палаты.
Там было десять коек, и взгляд запрыгал по ним, пытаясь отыскать знакомое лицо. Но нет — брата среди раненых не было. Она задышала чуть спокойнее.
— Александра Сергеевна! — голос донесся с той койки, на которой вчера еще лежал Давыдов.
В худом небритом мужчине, что обратился к ней, она не сразу узнала Дерюгина. Он был так бледен, что лицо его почти сливалось с серой застиранной наволочкой на подушке. В нем не было прежней уверенности и прежнего лоска.
— Здравствуйте, Аркадий Сергеевич! — она подошла к его кровати.
Когда-то этот человек был неприятен ей, но сейчас для былых обид было не время.
Он потянулся, было, к ее руке, но даже такое простое движение ему не далось, и он снова откинулся на подушку.
— Посидите со мной, Шура, прошу вас!
Она была уже достаточно опытна, чтобы понять всю тяжесть его состояния даже без предупреждения старшей медсестры. Он был ранен в живот и, судя по всему, потерял много крови.
Она присела на краешек кровати, и на лице ее появилась уже профессиональная подбадривающая улыбка.
— Я посижу, Аркадий Сергеевич. А вам не стоит сейчас разговаривать. Вам нужно больше отдыхать.
Его губы дрогнули в болезненной ухмылке.
— Отдыхать? К чему? Мне нужно поговорить с вами, Шура! Я должен был сделать это давно и, собственно, ради этого я и приходил к вам тогда.
Они оба смутились, вспомнив о прошлой встрече.
— Простите меня, Шура, если сможете. Я повел себя как скотина. Только увидел вас и потерял голову.
Вспоминать об этом не хотелось ни ей, ни ему, и она сказала:
— Я не держу на вас зла, Аркадий Сергеевич! Давайте забудем о том, что было.
Но он яростно замотал головой, потратив на это слишком много сил, и тяжело задышал, будучи уже не в состоянии произнести ни слова. Шура поднесла к его губам стакан с водой, и он с трудом сделал глоток.
— Да, забудем, — согласился он. — Но сначала я должен вам признаться. Нет, не останавливайте меня! Я должен вам всё рассказать. Я обманул вас, Шура! Я оклеветал Кузнецова пред вами!
Она почувствовала, как запылали щеки. Говорить об этом в переполненной палате! Она не знала, куда деваться от стыда.
— Прошу вас, не надо! Я ничего не хочу об этом знать!
Она говорила шепотом, но ей казалось, что их разговор слышат все.
— Он никогда не бахвалился передо мной своей победой — напротив, он признался мне в поражении. Он хотел быть рядом с вами всегда. Он искал вас, Шура! Я никогда не видел его таким прежде. Вы много значили для него.
Слёзы уже катились у нее по щекам, и она отвернулась к стене, чтобы Дерюгин их не увидел. Теперь она уже не хотела, чтобы он замолкал. Пусть его слова уже ничего не могли изменить, но ей хотелось их слышать.
Знать, что она не была для Андрея просто игрушкой, забавой на одну ночь!
— Он знал, что рано или поздно вы вернетесь в Архангельск. Он хотел позаботиться о вас. Те деньги, что я вам предлагал — его деньги. Он попросил меня передать их вам — просто так, безо всяких условий. А я…, — он закашлялся и надолго замолчал. — Вы сами знаете, что я сделал. Нет-нет, пообещайте мне, что не откажетесь от этих денег. Я дал распоряжение своему поверенному — если со мной что-то случится, он знает, как поступить. Обещайте, что возьмете их! Мне будет легче, если я буду знать, что выполнил просьбу Андрея.
Она пообещала — но только для того, чтобы его успокоить.
— Шура, в седьмую нужна горячая вода! — в палату заглянула Наталья Николаевна.
Она торопливо поднялась, решив, что зайдет в Дерюгину вечером. Но этого не потребовалось — Аркадий умер спустя два часа.
33. В Архангельск!
Он сел на корабль, взявший курс на Архангельск, пятого сентября девятнадцатого года. Никто не знал, чего ему стоило этого добиться. И дело было вовсе не в деньгах. Ему пришлось задействовать все свои связи, чтобы выйти на военное руководство самого высокого уровня. Этот корабль шел в Россию, чтобы забрать оттуда английских солдат и офицеров, и попасть на него гражданскому лицу было чрезвычайно сложно.
Это теперь он мог позволить себе расслабиться. У него была отдельная каюта на верхней палубе, и он надеялся, что обратно поедет в ней уже не один, а вместе с Шурой. Или Шура поедет в ней одна, а он готов был весь обратный путь провести в трюме или даже на палубе. Только бы найти ее! Только бы убедить уехать из России!
Развод с Джудит был уже позади, и расстались они на удивление мирно. Она явно не ожидала, что он не станет претендовать на акции завода, и растрогалась, когда он ей об этом сообщил. Джуд даже пожелала ему удачной поездки на родину — вроде бы, вполне искренне.
— Приятная погода, сэр, не так ли? — седоусый капитан Майкл Диггинс, приветствуя его, чуть приподнял свою фуражку. — Обычно в это время года тут сплошные ветра и дожди.
Они почти сдружились за эти несколько дней. Андрей отчаянно боялся, что даже если он разыщет Шуру, то ее не пустят с ним на британский корабль, но Диггинс его успокоил:
— Не стоит беспокоиться, Эндрю! Там будет немало русских, желающих отправиться с нами на острова Туманного Альбиона. Конечно, взять всех мы не сможем, но почему бы не продать им несколько свободных кают?
Он старался отслеживать новости, но понятия не имел, насколько информация, публикуемая в газетах, соответствует действительности. Многие уже вернувшиеся из России военные говорили о своем походе безо всякой бравады — они одинаково жестко ругали и русские морозы, и командование белогвардейских частей. Насколько он понял, полного согласия между союзниками достигнуть так и не удалось. Как с горечью сказал один из знакомых Андрею офицеров, «трудно помочь тем, кто не хочет помогать себе сам». Это была не их война, и они не хотели проливать свою кровь на чужой земле.
— Думаю, уже к зиме Архангельск перейдет в руки большевиков, — заправляя трубку табаком, заявил капитан. — Они — фанатики, и им нечего терять. А все русские аристократы только и умеют, что рассуждать о судьбах родины. Но пойти на уступки ради общего дела — нет, гордость и принципы не позволяют. А по другую сторону фронта — те, кто как раз готов работать сообща.
Он искренне удивился:
— Неужели вы думаете, что большевики победят? Горстка оборванцев, многие из которых попросту неграмотны.
Диггинс усмехнулся:
— Вот именно снобизм русское дворянство и погубит. Вы недооцениваете противника, а ведь среди красных есть прекрасно образованные люди. И у них есть великая цель, которая их объединяет.
Андрей хотел возразить, но задумался. Да, он жадно проглатывал все газетные статьи, где говорилось хоть что-то о России. Но пытался ли он понять, что там происходит? Пожалуй, нет. Он был слишком занят — работой, разводом с Джудит, мыслями о Шуре. И он предпочел промолчать.
