– Твою ж маму! – Павел выматерился. – Скажи мне об этом кто-то другой, я бы ему в морду дал, веришь?
– Верю! Сам бы дал, если мне такое сказали! – поддакнул Герберт и продолжил:
– Понимаешь, он же видел прекрасно, что не было у нас с Аглаей твоей ничего, а сидел и молчал, когда мы обмывали твой проигрыш, а мой выигрыш. Извини, Паш, тогда стыдно было сознаться, а потом не до этого нам с тобой обоим было. Машинка твоя стоит в моем гараже не объезженная, можно сказать. Возвращаю. Хочешь – сам забирай, а хочешь – меня дождись.
– Мне уже один умный человек глаза открыл на тот ваш с Аглаей вечер, так что разберемся. Забыли и проехали! – Павел усмехнулся.
– Слушай, Камень, а ты не думал над тем, зачем Саньку это? Он ведь реально тогда, в тот вечер, упивался ситуацией, помнишь? Хохмил, веселился. Я теперь-то понимаю, с чего вдруг. Он ведь реально думает, что обоих нас за яйца держит. Мой промах с этим пари у него уже есть за пазухой. И знаешь, не первый это камень у него для меня, но это уже не главное. Главное, я вот чего понять не могу: с чего вдруг у него башню-то срывает? Мог ведь у нас бабла попросить в долг, выручили бы друга, справились. Зачем так сложно все? Зачем ему нужна твоя смерть? Какой у него то с этого интерес? В случае твоей смерти твои деньги кому достанутся? Отцу? Дочери?
– Дочери. Опекуном я Макара назначил. Он лучше ее воспитает, чем мой отец и его жена.
– Тогда я совсем ничего не понимаю, – протянул Герберт.
– Есть у меня еще одна версия, но только ты там сейчас не ржи, как конь, но походу, друг наш белобрысый элементарно завидует, что нет у него женщины с ним рядом. Понимаешь, он ведь знал, что я на Аглае сдвинулся. У меня Аглая, а у тебя твоя Анжела. Хорошо, хорошо, пусть не твоя! Пусть гонишь ты ее от себя, но она ведь не уходит! Семью вон свою готова разбить, дочку бросить ради тебя. А у него никого! Герыч, и не было никого ни разу, вспомни! Я сейчас не о том, что телок он не дерет! Сам знаешь, что дерет. Я сейчас о том, что он же над каждой копейкой трясется, как кощей над златом. С временными-то, из тех, что на одну ночь, заплатил, отработал и все счастливы – дешевле выходит! А с постоянной женщиной, пусть даже и на пару месяцев, это ж, сам знаешь, дороже получается. Он же, падла, на наших с тобой слабостях с тем пари сыграл. Знал ведь, сколько я за эту тачку выложил. И я ее потерял. Знал и то, что ты азартен, а значит, не устоишь. Ты и не устоял. Подловил, гад. И ведь развел меня на это пари, как последнего лоха! Мол, совсем мы с тобой загнались, давайте, парни, повеселимся! Он ведь к моей новой шахте все равно решил подобраться, хоть я и отбрил его с долей. Спасибо спортсменам-бандитам, дали они, все-таки, мне наводку, кто там у них придумал это все!
– Сдали тебе Санька? – уточнил Герберт.
– Нет, конечно! Молчали, как заговоренные. Понимаешь, только сейчас меня осенило, что Алекс же наш из этого города.
– Правда, что ли? Уверен? Он же не говорил никогда, откуда он.
– Да. Сейчас тем более уверен. Он как-то случайно, по пьяни, проговорился, вскользь. Ты не слышал, а я сделал вид, что не понял. Веришь, как чувствовал, что не надо мне показывать этого.
– Вот тварь! Ладно, Паш, я тебя услышал, пошуршу тут по просторам интернета, залезу еще в парочку мест. Найдем ниточки. Скажи, как связь с тобой теперь держать?
– Номерок телефона запиши, – Павел продиктовал номер телефона Макса и пояснил:
– Это телефон Макса Ветрова.
Герберт закашлялся.
– Да, ты не ослышался. Иногда вот новый друг лучше старого бывает, – Павел невесело рассмеялся, – скажи как сам? Что решил с ногой? А то загрузил я тебя тут по полной, а ты у нас, может, уже побритый во всех стратегических местах, гладенький, как женщина, и на столе хирурга со мной треплешься?
– Тьфу! Зараза! – расхохотался Герберт. – Нет. И не бритый, и не на столе хирурга пока еще. Сустав буду менять. Пусть колченого, но сам буду ходить. Они тут сейчас сустав мне заказали, лежу вот, жду. Ходить не разрешают и не выпускают из клиники. Передвигаюсь на инвалидной коляске, работаю из персональной палаты, да с Анжелой ругаюсь. Смотрит на меня глазами побитой собаки, угождает во всем, терпит все мои издевки и не уезжает. Сам себя за это ненавижу, но и ее видеть не могу, веришь? Жалеет меня, словно я уже калека безногий. Тьфу! Гадство! Ладно, забей, прорвемся!
– Это однозначно, Герыч! – поддержал Павел друга. – Ладно, давай, до связи! И ты меня не слышал сегодня. Скорбишь и все такое.
– Да уж понятно! – хмыкнул Герберт и оборвал связь.
Глава 31
Аглая варила легкий супчик для Ариши, когда ей позвонила подруга Ольга и, торопясь и путаясь в словах, начала говорить слова соболезнования и почему-то успокаивать Аглаю.
– Оля, я сегодня не спала пол ночи, сейчас у меня на кровати спит больная пятилетняя девочка, которую мне надо бы разбудить, чтобы дать ей лекарство, а перед этим еще накормить ее, уговорив съесть хоть что-нибудь. Не мне тебе рассказывать, как сложно накормить больного ребенка, у которого сейчас ангина и высокая температура! А ты несешь какой-то бред о Павле и о его смерти! Они с Максом Ветровым вышли от меня час назад! Собралась и рассказала все спокойно и по делу! – оборвала Аглая подругу.
В трубке наступила тишина.
– Оль? Ты тут еще? – позвала Аглая.
– Вот умеешь ты, подруга, почву из-под ног выбивать! – раздался уже нормальный, без ноток жалости и истерики, голос подруги.
– Оля! Говори! – потребовала Аглая.
Подруга сделала телевизор громче и поставила звонок на громкую связь, сказав:
– Слушай! Все утро из каждого утюга кричат!
– Сегодня в 5 часов утра на окраине города был взорван автомобиль известного предпринимателя Павла Кострова. Водитель и пассажир погибли на месте. Кто устроил покушение на Павла Кострова? Конкуренты? Обиженный муж? Кому достанется многомиллионное состояние Кострова? Его отцу? Сестре? Или его малолетней дочери? Только сегодня от источника, пожелавшего остаться неизвестным, нам стало известно, что у Кострова есть дочь. О жене, матери девочки, нам ничего не известно.
– Слышала? – Ольга сделала телевизор тише и скомандовала:
– Теперь, подруга, твоя очередь! С чувством, с толком, с расстановкой. Все, как я люблю!
Аглая рассказывала, а Ольга только отпускала комментарии, в основном, междометия.
– Нет, я все-таки повторюсь, что индийскому кино далеко до нашей жизни. Нет, не так! Твоей жизни! У меня-то что? Дети, муж и обиженная злой невесткой, то есть мной, свекровь, – подвела итог Ольга и тут же, без перехода:
– Значит, так: Арише кашку жидкую, чуть теплую. Если есть супчик, можно и его, но тоже не очень горячий, в идеале суп-пюре. Потом, и только после еды, антибиотик и теплый чай. Измеряешь температуру, если выше 38-ми, сбиваешь! И потом брызгаешь в горлышко. Запомнила?
