– Вот данные о пяти партнерах «Манкиренч», Томми. До ухода как можно скорей собери информацию.
– Думаешь, кто-то подходит?
– По интуитивному ощущению, нет. Равноправные партнеры, если игра накроется, каждый понесет большие потери. Однако они в списке. Туда внесен каждый имевший к игре доступ, а уж они-то еще как имели, чтоб мне провалиться.
– Вы кого-нибудь спрашивали насчет алиби? – поинтересовалась Луиза.
– Еще бы, – кивнул Джино. – Нас учили на заочных полицейских курсах. Во время обоих убийств каждый из них был один. Женат только Кросс, но в день убийства бегуна его жена была в Лос-Анджелесе, он сидел у себя в кабинете до поздней ночи, чего в данном случае никто не может подтвердить.
Эспиноза окинул взглядом пять фамилий и взглянул на Магоцци:
– Родраннер?
[26]
Это что, шутка?
– Так указано в водительских правах, – объяснил Джино.
– Не липа?
– Не липа.
Эспиноза снова заглянул в листок, качая головой.
– Харлей Дэвидсон?
[27]
Скажите мне, что они появились на свет с другими именами и фамилиями.
– Это ты нам скажешь, Томми. Кстати, Макларен и Фридмен, обратите внимание – в ваших пресс-релизах их снимки крупным планом. Сегодня особо за всеми присматривайте. Их нет в гостевом списке. Джино!
– Готов.
– Шеф! – Магоцци взглянул на Малкерсона, который по-прежнему стоял на том же самом месте, якобы глубоко погруженный в холодную, как студень, рутину, чем ровно никого не обманывал. Щеки слишком красные, глаза бегают, тело застыло. По мнению Магоцци, минут через пять у него лопнет мочевой пузырь. – Хотите что-нибудь добавить?
– Только что у нас на лестнице куча репортеров. Всех интересует история с ангелом. Избегайте их, если удастся, если нет, посылайте ко мне, к Магоцци, к Ролсету. Не хочу слишком часто слышать нынче в новостях «без комментариев». Нехорошо звучит.
17
По внешнему виду не догадаешься, думал Уилбур Дэниелс, но в душе я именно тот, каким всегда был. Дикарь. Любитель риска. Сексуальный авантюрист, желающий хоть один раз испробовать все, жаждущий необычных, экзотических, почти извращенных ощущений, если кто-нибудь только предложит.
Наконец предложение поступило.
В течение десяти последних минут Уилбур пришел к заключению, что это, несомненно, Бог, который время от времени улыбается толстым мужчинам средних лет, живущим такой же бесцветной жизнью, как несколько уцелевших прядей на лысой голове.
Разумеется, больно. Распухшие ноги, проведшие последние двадцать лет под письменным столом, отказываются принимать требуемую унизительную позу. Вялая, недоразвитая четырехглавая мышца дергается, трепещет, грозит свернуться в тугой комок, и все-таки не хочется, чтобы судорога прекратилась. Он ни на дюйм не сдвинулся, не попытался облегчить страдание, кажется только усиливающее греховное наслаждение. Если бы все меня сейчас увидели, думал Уилбур, воображая потрясение и отвращение на лицах людей, думавших, будто они его знают. Приятная картина вызвала не по-мужски визгливое хихиканье, сорвавшееся с губ. Он сразу извинился, услышав ответный совет никогда не извиняться за то, что доставляет веселье и радость, как бы это ни было гадко. О да. Боже, абсолютно верно.
В следующую секунду он укусил себя за руку, заглушив вопль экстаза, на мгновение подумав, как впоследствии объяснить след от зубов. Слыша просьбу встать в новую восхитительно гнусную позу, Уилбур позабыл о руке, о судорогах в ляжке, обо всей своей жалкой жизни, захваченный столь сильными переживаниями, что боялся сердечного приступа, который положил бы конец эксперименту.
Его не испугал пистолет. Ну хорошо, чуть-чуть испугал, но ведь таковы условия игры. Разве вездесущая тень смерти не усиливает наслаждений жизни? А нынешнее наслаждение пистолет, несомненно, усилил.
Когда дуло с решительной угрозой прижалось к голове, Уилбур испытал такой прилив счастья, что чуть не взорвался.
В определенном смысле так оно и вышло.
Патрульный сержант Итон Фридмен застегнул кобуру на плече, натянул пиджак в тонкую белую полоску, и без того слишком тесный, а уж с пистолетом тем паче. Только слепой не заметит бугор, но почти все, кто смотрит на Итона Фридмена, видят не детали, а настоящего чернокожего гиганта.
Детектив Джонни Макларен стукнул в дверной косяк:
– Хватит прихорашиваться, Фридмен, идти надо… Ух, класс!
Фридмен критически оглядел коричневый блейзер Макларена из полиэстера:
– На распродаже купил?
Молодой детектив возмущенно взглянул на него:
– Да, черт возьми. За пять баксов.
– Мы должны быть одеты как гости на свадьбе.
– Эй, я в нем был на собственной свадьбе!
– Поэтому и развелся. Кроме того, он к цвету волос не подходит.
– Ничего себе парочка! Нас, конечно, никто не заметит, говорить даже нечего. Черный баскетболист и Мик
[28]
с морковной головой. О чем только думал Магоцци, ставя нас в пару?
Фридмен громоподобно расхохотался.
– Не догадываешься?
– Что мы самые лучшие и сообразительные во всей полиции?
– Или что оба живем в десяти минутах ходьбы и можем переодеться в лучшие шмотки быстрее любого другого.
Макларен помрачнел.
– И, – добавил Фридмен, – что мы самые лучшие и сообразительные во всей полиции.
– Так я и думал. Пошли. Ты такой красавец, что жених бросит невесту и женится на тебе.
Когда Фридмен с Маклареном через полчаса подвели машину без опознавательных знаков к причалу «Николлет», откуда ни возьмись, выросли двое громил в черных костюмах и фланкировали дверцы. Фридмен опустил стекло, высунул голову, глядя снизу вверх на парня без шеи с выбритой головой.
– Берг, сукин сын, где твои волосы?
Парень сохранял бесстрастное выражение.
– Женщины все время дергали в приступе страсти, поэтому я их сбрил. Вылезай, Фридмен, пощекочу твою черную задницу.
– Не думай, не мечтай, треска шведская, – ухмыльнулся Фридмен и сообщил Макларену театральным шепотом: – Когда-то мы с этим парнем служили в патруле в Хеннепине. Он возжелал меня с первого взгляда. На него чуть не завели дело о сексуальных домогательствах, да Ред Чилтон вовремя его у нас забрал.
Берг нагнулся, сунул в окно голову, скептически оглядывая щуплого Макларена:
