Он минуту смотрел на нее, медленно открыл пасть, выронил поводок на пол.
– Скоро стемнеет, – объяснила она.
Пес бросил на нее в высшей степени убедительный удрученный взгляд.
Грейс втянула воздух сквозь зубы.
– Никаких прогулок в темноте. Мы же договорились, помнишь?
Откушенный хвост завилял.
– Нет. Не могу. Прости. Мне действительно очень жаль.
Он никогда не клянчит. Никогда не скулит. Никогда ни о чем не расспрашивает, потому что прежняя жизнь до их встречи, какой бы она ни была, выколотила из него подобные вещи. Чарли просто свернулся в клубок на восточной ковровой дорожке, положил на лапы голову, подталкивая носом брошенный поводок. Этого Грейс не смогла вынести.
– Подлый интриган.
Обрубок хвоста слегка дрогнул.
– Придется бегом бежать всю дорогу.
Пес быстро сел.
– Гулять будем недолго.
Он разинул пасть в великолепной улыбке, вывалив язык.
Грейс наклонилась, пристегивая поводок к крепкому ошейнику, чувствуя под пальцами возбужденную дрожь, и, как ни странно, редко двигавшиеся уголки ее губ дрогнули.
– Мы друг другу улыбаемся, мальчик.
Для обоих настоящее чудо.
Они буквально пробежали небольшой квартал до парка. Пальто Грейс хлопало в такт ушам Чарли, сапоги звучно топали по бетонному тротуару.
Последний слабый свет холодного солнца мелькал на бегу между близко стоявшими домами, она улавливала его краем глаза, как мерцающее изображение в старом немом фильме.
Кругом было тихо. По пути мимо проехали лишь две машины: «форд-темпо» 1993 года с девушкой за рулем, номер 907 Майкл-Дэвид-Чарли, и красный «шевроле-блейзер» 1999 года, в котором сидели двое, номер 415 Танго-Фокстрот-Зулус.
Обыкновенные люди, заверила себя Грейс. Нормальные средние люди едут домой после рабочего дня, а если, завидев ее, чуть-чуть сбавили ход, если несколько дольше обычного всматриваются в окно, то только потому, что им редко приходится видеть выгул собаки на полном бегу.
Тем не менее она следила за автомобилями, пока хвостовые огни не исчезли из вида, на несколько дней, если не дольше, запечатлев в своей феноменальной памяти номера. С этим уже ничего не поделаешь.
Собственно, парк нельзя назвать парком. Прямоугольничек низко скошенной травы, несколько красных дубов с уцелевшими на голых ветках сухими шуршащими листьями, ржавые подвесные качели, обшарпанная качающаяся доска и песочница, которой чаще пользуются местные кошки, чем дети. Чарли здесь очень нравится, Грейс терпит – более или менее открытое пространство хорошо просматривается в любом направлении, почти всегда пустует.
Спущенный с поводка Чарли со всех ног кинулся к ближайшему дереву, задрал заднюю лапу, пометил, побежал к другому. Как минимум дважды оросил каждое и лишь потом вернулся, вывалив язык. Грейс поджидала у доски-качелей, прижавшись спиной к крепкому стволу самого большого дуба. Глаза бегали по сторонам так же быстро, как собачьи лапы.
– Все? – спросила она.
Изумленный смехотворным предположением Чарли сразу же повернул, зайдя на третий круг. Царившую вокруг бездыханную, сумеречную тишину нарушал только шорох палой листвы, перевернутой его лапами. Возможно, в маленьких домиках, стоявших по обеим сторонам окружающих улиц, шла жизнь, но снаружи ее никогда не увидишь. Дворы пусты, окна закрыты, городские медведи залегли в берлоги.
Грейс напряглась, услышав неожиданный стук хлопнувшей двери в каком-то доме чуть ниже по улице, успокоилась, видя мальчишескую фигурку, перебежавшую через дорогу на другой конец парка. Мальчик шмыгнул за широкий ствол дерева, скрывшись из вида. Должно быть, какой-то паршивец лет девяти-десяти выскочил тайком покурить.
Чарли заподозрил худшее, мигом очутился рядом, крепко прижался к ноге, ткнулся мокрым носом в холодную ладонь. Он не любит неожиданных звуков, внезапных движений, если не сам их производит.
– Герой ты мой, – прошептала Грейс, поглаживая костлявую голову. – Успокойся, там просто какой-то мальчишка. – Принялась снова пристегивать поводок перед возвращением домой, но тут снова хлопнула дверь. Вскинув голову, увидела еще три фигуры, бежавшие через дорогу. Крупнее, плотнее – явно парни постарше, – двигаются украдкой, как хищники, поэтому Грейс застыла, присматриваясь.
– Щас по полной получишь, ублюдок!
Под бешеный вопль, пролетевший по парку, бедный пес рухнул на землю, бороздя землю когтями, протискиваясь между ногами Грейс и дубовым стволом.
Вот чертенок, мысленно воскликнула она, упав на колени, лаская дрожавшего пса, утешительно бормоча:
– Все хорошо, малыш. Все в порядке. Мальчишки, буйные, громкоголосые. Они тебя не обидят. Я не позволю. Больше тебя никто никогда не обидит. Слышишь, Чарли?
Он жарко лизнул ее в щеку, которая на холоде сразу застыла, но по-прежнему трясся. Поглаживая его, Грейс вслепую нащупала кольцо, пристегнула поводок, наблюдая за тремя парнями постарше, рыскавшими в дальнем конце парка. За несколько минут они нашли первого, вытащили его из-за дерева.
– Не-е-ет…
Мальчик испустил лишь один полный взрослого страха отчаянный крик, прерванный глухим ударом кулака в мягкую плоть. Грейс медленно поднялась на ноги, прищурилась, сфокусировав взгляд на возне, завязавшейся на расстоянии в пятьдесят ярдов.
Двое парней постарше держали маленького за руки, а третий танцевал, как боксер, нанося удары в живот. Может быть, сам мальчишка навлек беду на свою голову, но основные правила честной игры нарушены, чего Грейс не могла допустить.
– Сиди на месте, – отдала она Чарли абсолютно ненужный приказ, поскольку пес по-прежнему лежал на земле, распластавшись, как недопеченный блин. Команда предназначалась исключительно для удовлетворения его чувства собственного достоинства, ни для чего другого.
Быстро шагавшая по парку фигура в длинном темном пальто была хорошо видна в остававшемся слабом свете, но трое старших парнишек ее не заметили, слишком занятые своим делом. Просто только что были одни, а в следующую секунду ровный, спокойный голос в нескольких шагах сказал:
– Прекратите.
Парень, наносивший удары, озадаченно вздрогнул и развернулся на каблуках. Лет четырнадцать-пятнадцать, кудрявые светлые волосы, узкое злое лицо в подростковых прыщах.
Избыток тестостерона,
[30]
подумала Грейс, мельком взглянув на двух его компаньонов. Все трое похожи, как братья. Все трое в обвисших ниже пояса мешковатых штанах с многочисленными карманами и в дешевых куртках длиной до колен. Подражают какой-нибудь скандинавской банде. Одежда слишком легкая, из тонкой материи, оружие под ней не спрячешь.
Только на малыше, которого они держат за руки, теплая куртка, и Грейс заподозрила, что если только он ее снимет, то больше никогда не увидит. Такой роскошной кожаной куртки не купишь ни в «Кмарте», ни даже в «Уилсон лезер». Мальчишка явно живет в лучшем квартале. Как ни странно, он оказался настолько же черным, насколько остальные белыми. В этом городе две расы не часто сталкиваются в мирной и во враждебной жизни.
