Харлей допил остатки шампанского прямо из бутылки.
– Верно подмечено, детектив.
– Еще надо подумать, – заметил Родраннер слегка заплетавшимся языком. – Может, современное искусство вообще сплошной мусор. Художники просто ляпают краски на холст в надежде, что сильно умные критики увидят что-нибудь глубокое.
– И я тоже так думаю, – согласился Харлей, к которому подскочила сногсшибательная блондинка в облегающем темном платье и тронула за плечо.
– Ваша работа?
Харлей изо всех сил старался не разевать рот.
– Э-э-э… нет.
– А… – Она растерянно огляделась, подыскивая убедительное оправдание своей явной ошибки.
– Э-э-э… впечатляет, правда? – быстро добавил Харлей.
Родраннер с Джино притворились, будто не слышат обмена репликами, но коварно усмехались.
– О! По-моему, невероятно! – вновь оживилась блондинка. – Автор жутко талантливый, кто бы он ни был. Что вы об этом скажете?
Харлей покачнулся на сбитых каблуках мотоциклетных сапог.
– Я бы сказал, потрясающее воплощение современной дихотомии между гомогенностью и глобальной диверсификацией.
Стоявший с ним рядом Родраннер согнулся, кашлянул в ладонь, заглушая смешок. Джино отвернулся.
Глаза блондинки восторженно вспыхнули.
– Совершенно верно. Контраст черного с белым…
– Именно. Очень смело. Черное… и белое… Думаю, здесь просматривается и расовый подтекст.
– По-моему, прищепки, – тихонечко вставил Родраннер.
Блондинка насупилась, избороздив лобик негодующими морщинками.
– Что вы говорите?
– Я говорю, прищепки. Черные и белые, – повторил Родраннер.
– Понимаю вашу точку зрения, – кивнула она. – Прищепки олицетворяют исходный артефакт в усложнившемся современном мире…
– А по-моему, это люди с прищепленными головами и с толстыми бесформенными ногами, – объявил Джино.
– Неплохо. Я вижу намек на первенство моторной функции по отношению к ментальной, как главное условие человеческой жизни… Вещественность тела и пустота под ногами говорят о духовном параличе, который лишает жизнь всякого смысла…
– Подобное представление сочетает в себе язычество с иудеохристианством, окутываясь безнадежностью, – понимающе кивнул Харлей.
Блондинка словно только что стала свидетельницей Богоявления.
– Возможно, это попытка даровать нам духовное опьянение…
На глазах Джино, изо всех сил старавшегося удержаться от смеха, выступили слезы. Он старательно рассматривал что-то на дне пустого бокала из-под шампанского.
– В данный момент меня больше интересует алкогольное опьянение. Прошу прощения… – Он огляделся в поисках девушки с подносом. Родраннер, подумав, предпочел остаться на прежней позиции у дальней стены.
На другом конце галереи Магоцци ждал, когда Грейс Макбрайд останется одна, чтобы к ней подойти, а окошечко открывалось реже куриных зубов. Ничего удивительного – высокомерная темноволосая красавица привлекает каждого мужчину, любящего искусство, панк-рок или читающего в свободные минуты приложения к садоводческому журналу. Если совсем не догадываться, что у этой самой красавицы жуткий характер и заряженный пистолет под мышкой, вполне можно подумать, будто она играет честно.
Она абсолютно бесстрастно смотрела на подходившего детектива. Секунду постояли, глядя друг на друга, потом он сказал:
– Мне надо задать вам несколько вопросов.
– Я была одна в офисе. Ни свидетелей, ни алиби.
– Знаю. Не в том дело.
– А в чем?
Магоцци нерешительно оглянулся, переминаясь с ноги на ногу.
– Не так легко сказать. Мне с вами вообще не следует разговаривать.
– Потому что я подозреваемая?
– Вроде того.
Она промолчала, стоя в ожидании, не желая приходить на помощь.
– Разрешите домой вас подбросить? – спросил он. – Поговорим по дороге. – Она ответила не сразу, поэтому Магоцци добавил: – Дело важное.
Она на минуту задумалась.
– Я в своей машине. Если хотите, езжайте со мной.
– Пару минут обождите. Встретимся внизу.
Он быстро обошел галерею, отыскав наконец Джино, вышедшего из туалета. Тот хлопнул его по спине:
– Эй, дружище! Уже сматываешься? Здесь есть телефоны на столике с гнутыми ножками…
– Провожу Макбрайд до дому.
Джино моргнул, попытался презрительно нахмуриться, но шампанское не позволило, осталась причудливо поднятой лишь одна бровь.
– Отправляешься на свидание с подозреваемой?
– Какое там свидание.
Джино попытался усвоить, засосав нижнюю губу.
– Заглянешь под юбку?
Магоцци прикрыл рукой глаза и затряс головой.
– Слушай, ты не знаешь, где я и что делаю, ясно?
– В самом деле не знаю, что делаешь, будь я проклят. Сам-то хоть знаешь?
– Нет, черт побери. Такси сможешь поймать?
Джино качнулся на каблуках, едва не упал, успел выправиться.
– Ну, приятель, я случайно только что говорил с Анджелой. Она нашла на часок няню и через четверть часа ждет меня рядом, чтобы вместе выпить. Первое настоящее свидание после Сюрприза.
– Не врешь?
– Не вру.
– Везет тебе, Джино.
– А то.
37
Сидя на пассажирском сиденье, Магоцци забавлялся с кнопками на приборной доске «ренджровера», отыскал систему подогрева и регулировки спинки для удобства поясницы, серьезно задумался о карьере жиголо.
Отъехав на два квартала от галереи, Грейс заметила:
– Вы за мной хвост пустили.
Магоцци взглянул в боковое зеркало, видя за полквартала патрульную машину.
– Исключительно ради предосторожности.
– Только за мной?
– За всеми. – Он сосчитал до двадцати и почти огорчился, что она на него не окрысилась. – Только не говорите, будто это вас не волнует.
Грейс вздохнула, сжала на руле кулаки.
– Слушайте, я устала. Знаете, меня многое уже давно не волнует. В самом деле хотите о чем-то спросить или решили просто проехаться в моей машине?
– Хочу знать ваши подлинные имена и фамилии.
Она вывернула по эстакаде на крайнюю левую полосу 94-й автострады, прибавила скорости, минуту молчала, а потом сказала:
– Как я понимаю, Томми еще не взломал файл ФБР.
